Любимые страницы.

Алёнушка ,браво.Пожалуйста продолжай.

Юрий Егоров

Хлопают упруго на ветру знамена,
Рваная подпруга, стертая попона,
Худенькая кляча, пыльный доломан,
И вдогонку скачет рваный барабан.
Сломанная сабля бьется у колена,
То ли в чем промашка, то ль во всем измена,
Ржавая секира, гнусный пистолет,
И смеется криво раненый корнет.
Стертые узоры, рваная штанина,
Интенданты – воры, генерал – скотина
Спутанная грива, хвост морским узлом,
И бредет уныло бравый эскадрон.
Сутки до привала, отстает пехота,
Если бы ты знала, как домой охота!
Ах, до чего ж обидно, снова марш – бросок,
И скрипит противно на зубах песок.
Ветер дует в спину – мерзну под мундиром,
Я все к черту кину, стану дезертиром!
Ежели поймают – в крепости сгноят,
Или расстреляют, или же простят.
Маркитантка Грета ночует где попало:
Сегодня у корнета, а завтра у капрала,
Вот уж где сраженье не на жизнь идет!
Буду в увольнении, и мне перепадет.
Тянутся лениво позади обозы,
Где уж тут красиво, если все в навозе,
Кивера помяты, на затылке шрам,
И красные заплаты к сереньким штанам.
То ли еще будет – скоро переправа,
Скольких нас погубит дурость генерала –
Даже не от пули и не от штыка,
Просто все утонем с криками «Ура»!
Хлопают упруго на ветру знамена,
Жди меня, подруга, нам ещё немного,
Боязно до дрожи – скоро будет бой,
Если Бог поможет, то вернусь живой!
И если с клячи не свалюсь,
И по дороге не сопьюсь,
С победой я к тебе вернусь,
И на тебе женюсь!

[quote="Dante"]Позвольте. Отрывок из повести. Автор - юный Андрей Шпилев...

А как ознакомиться со всей повестью?

С уважением, Немо!

А как ознакомиться со всей повестью?

С уважением, Немо![/quote]

К сожалению, оригинал целиком утерян, осталась только тетрадка с небольшой частью того, что когда-то было на 100 страничек А4. Под впечатлением одной книги, в свое время, решил написать свою. Вот когда появилась эта тема - нашел тетрадку, почитал, и желание писать появилось вновь.
По непроверенной информации у одного человечка есть дискетка с оригиналом, но она плохо читаема (если вообще читаема). Если Вам интересно, то я попробую ее раздобыть и восстановить утраченную летопись.

Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!
Глотни, солдат, и дай глотнуть
И мне, солдат,– за нас!
Сегодня топчут пыльный путь,
А завтра топчут нас!
Глотни, солдат, вкус у вина
Всегда, солдат, хорош.
А кровь тем больше солона,
Чем больше ее льешь.
Чтоб ты, солдат, приятней пах,
Ты пей, солдат, и пой!
А девки в этих городах —
Толпой, солдат, толпой!
У нас, солдат, Судьба одна.
Молись, солдат, Судьбе!
Чтоб фляга ввек была полна,
Чтоб руки – при тебе!
Придут другие времена,
А ты, солдат,– живой!
Глотни, солдат, глотни вина!
Домой, солдат, домой!
Вино, солдат,– жена и брат:
Глотни – и ты согрет.
А дом, солдат…
Придешь, солдат,
А дома-то и нет.
Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!

Марин Сергей Никифорович
Изъяснение заслуженного армейского
офицера в любви
Как залп ужасный средь сраженья
Разит стоящих пред собой,
Так точно, быв без защищенья,
Твоей сражен я красотой.

Без сердца стал я как без шпаги —
Я под арест тобою взят;
И нет такой во мне отваги,
Чтоб штурмом взять его назад.

Твой взор есть пуля из винтовки,
Пробил мне сердце как мишень.
С тех пор иду без остановки
К тебе марш-маршем целый день!

Привалов никаких не знаю,
Тебя хочу атаковать,
Но только где лишь повстречаю,
То вдруг начну салютовать!

Пробьет поход во мне сердечка,
Спешу всю честь тебе отдать,
И жду командного словечка
Ученье пред тобой начать.

Поэнь де вю ты непременный,
Везде тебя мой ищет взгляд,
И ты в душе, тобой плененной,
Ввела любовный вахтпарад.

Наряду ждав, я истомился,
Со вздохом в очередь взглянул:
Приказу нет, чтобы явился
К тебе в бессменный караул.

Поверь, нимало не обидно
Мне делать пред тобою фрунт.
Как счастье мне того завидно,
Кто визитир твой будет рунд!

На что ему утеха в свете,
На что ружье и барабан?
Он счастлив в миленьком предмете,
Как бы пред ротой капитан.

С тобой он вечно в ногу ходит,
Равняется везде с тобой.
Маневры разные заводит,
Вы веселитесь меж собой;

А я, как часовой в ненастье,
Век осужден тобой стенать,
Во фрунте видеть мне несчастье
И с флангов горести встречать!

Прости мне рапорт этот смелый,
Любви я ордер получил;
Коль ты гневна, то свет мне белый,
Как фуктель флейщику, не мил.

Боюсь отставки без мундира,
И выключка меня страшит.
В тебе теряю командира —
Так с горя скроюсь в инвалид.

И там, дни проводя счастливо,
Любви снабзак потщуся снесть.
Стой, стой, не верь! донос фальшивый
Мне, видно, с ним и умереть.
1805

Этот рассказ (вернее серия рассказов) был выложен на одном из форумов где я бываю часто. Там люди иногда выкладывают свои веши. Этот очень болшоц но сильный. Выложу пока часть , если интересно продолжу

автор Дмитрий Зубцов
Осколки памяти


«




НАЧАЛО



Не слишком уверенной походкой, стараясь обходить самые крупные лужи, Леха все же приближался к месту, куда совершенно не стремился, но уделить которому хотя бы минимальное внимание был обязан. К сожалению, лишь на третьем курсе этому неглупому в принципе парню вдруг открылось, что возня с детьми любого возраста его не прельщает абсолютно. Печально, но было уже поздно. Впрочем, детишки Лешу любили, несмотря на то, что чувство это не было взаимным.
Орава одетых в комбинeзончики маленьких разбойников еще издали заметила его и завизжала своими маленькими, но необычайно крепкими глотками нечто приветственное. Ксения подлила масла в огонь, указав деткам на него рукой и что-то им предложив. Видимо – поздороваться с «дядей Лешей». Через пять секунд на его брюках и полах пиджака уже висело никак не меньше дюжины ребятишек. Каждый счел своим долгом маленького гражданина вытереть испачканные в песочке руки об Лешину персону, подержать «дядю Лешу» за руку и восторженно проорать «зратуте!», на тот случай если этот самый «дядя Леша» по скудности ума чего-то недопонял.
«Дядя» безропотно стоял среди этой толпы и жалко улыбался. Со свойственным детству великодушием маленькие поклонники эту растерянность ему прощали.
-А кто больше башенок из песка сделал? – попытался он перенаправить их внимание, и был оштрафован пятью минутами подробнейших, хоть и маловнятных лекций о проблемах современного пескостроительства.
Вдумчиво угукая и кивая, Леша стоял над песочницей и внимал малолетним архитекторам. В какую-то секунду между барышнями едва не возникла драка за его руки: девочки никак не могли поделить их между собой. Дети громко выражали недовольство, что пальцев на руках Алексея всего лишь десять, а сам Леша сожалел, что эти самые пальцы связаны между собой сухожилиями. О последнем факте он давно собирался сообщить малолетним извергам, но терялся в подборе слов, доступных их пониманию. Единственное, чего несчастный практикант добился через неделю терзаний, это безоговорочное понимание детьми той прискорбной истины, что пальцы на его руках нельзя тянуть в разные стороны. Осталось перейти от теории к практике, потому что, не смотря на поверхностное понимание его отсталой физиологии, дети все же норовили отвинтить себе на долгую и светлую память то парочку фаланг, а то и всю кисть. Кое-кто, помниться, в приступе иступленного восторга по поводу появления Алексея в садике, даже попытался вышеупомянутую часть тела отсоединить от всего остального с помощью мелких, но весьма острых зубов.
Чуть в стороне потешалась Ксения.
Избавившись от части детского внимания, благодаря объявлению конкурса на лучшую песчаную башенку, Леша подошел к своей ехидной напарнице, которая не преминула отметить, что вид у него на редкость пижонский. Был. Слава богу, что чуткие детишки заметили инородность и неадекватность его одежды и привели ее в должное состояние.
Пока Алексей терялся в поисках достойного ответа на сей выпад в сторону его вкуса, их обоих поставила в тупик одна из маленьких дам, которая не обольстилась постройкой замков из песка, предпочтя сохранить верность безымянному и указательному пальцу Лешиной руки.
-Дядя Леша, а почему от вас пахнет, как от тети Ксени?
«Дядя» мгновенно ощутил угрозу и напрягся.
-Духами, - авторитетно уточнила вторая барышня, крепко державшая указательный и большой палец его правой руки.
Немного подумав, она повела вздернутым носиком и ревниво добавила:
-Духами тети Ксени.
Ксюшка мгновенно покраснела.
Леша ехидно прищурился:
-Ну? Тетя Ксеня, объясни детишкам, почему у моего пиджака запах твоих духов?
-И лубаска тозе так пахнет! – обнародовала важное наблюдение еще одна провокаторша, поставив тем самым жирную точку на надеждах Ксении отмолчаться.
-Ну? – снова нажал Леша, едва сдерживаясь от смеха.
«Тетю Ксеню» спасла воспитательница, позвавшая малолетних следователей строиться и идти в группу.
-Ты же вчера в другой одежде был! – процедила Ксюша.
-Причем здесь вчера? – хмыкнул Леша. – Кто меня сегодня утром пятнадцать минут не отпускал из дому? А духи у тебя цепкие. И обнимала ты меня тоже… Гм… Весьма…
-Я еще и виновата?! – возмутилась Ксения.
-Нет. Не виновата, - успокоил он ее. – Но если в светлых умах этих садюг снова возникнет вопрос, почему от дяди Леши пахнет духами тети Ксени, отвечать им ты будешь сама.
-Это почему?
-Это потому, - весомо пояснил Алексей.

-Что происходит? – спросил молодой человек в форме старшего лейтенанта ВВС.
Его собеседник, уже далеко не молодой человек, тяжело вздохнул и качнул головой:
-Сынок…
-Я рад, что ты помнишь о своем отцовстве. Но сейчас хотелось бы обойтись без сантиментов. Мне нужна информация. Ты ее предоставишь. Что происходит?
-А почему ты решил, что я в курсе? – закряхтел пожилой.
-Потому что ты – видный политический деятель. Активист, - старлей нехорошо улыбнулся. – Что происходит в стране?
Прекрасно известный в политических кругах человек немного помолчал. Когда он начал говорить, то слова давались ему явно с трудом.
-Раскол. Окончательный. Это уже не сепаратизм. Это явственное разделение на два лагеря. В том числе – географически. Люди уезжают из страны или перебираются на более подходящую территорию.
-Давно? – напряженным голосом спросил сын.
-Павлик… Ты разве не знаешь?
-Пап, я безвылазно торчу на этой базе третий месяц. Информацию нам скармливают очень маленькими порциями. Цензура. Уверяю, если бы ты не был Николаем Александровичем Крушиным, то фиг бы мы смогли увидеться!
-Павел, но ты же почувствовал что-то! Значит, слухи проникают и к вам!
-Пап, - раздраженно отмахнулся сын. – Ничего к нам не проникает. Просто я кое-что заметил.
-Что?
-Второй месяц мы ежедневно вылетаем на патрулирование. А всю последнюю неделю «сухарям» вешают под крылья «вороны».
Николай Александрович часто заморгал, и сын пояснил:
-«Сухарь», папа, это такой штурмовик. А «ворона» – это бомба такая. Оч-чень эффективная стерва…

Сверягин оглядел собравшихся и ухмыльнулся. Ухмыльнулся нагло и вызывающе, чем поднял бурю возмущения.
-Вы что, считаете это затруднительным? – сорвался на непрезентабельный визг докладчик, угрожающе помахивая указкой.
-Боже упаси, - отмахнулся Сверягин. – Что вы! Я считаю это невыполнимым.
Председательствующий на собрании человек в форме генерала едва не сорвал голос, но все же установил относительную тишину.
-Обоснуйте, капитан, - хрипло предложил он и потянулся к стакану с водой.
-Запросто. У кого из здесь сидящих есть опыт ведения военных действий? Раз, два, три, четыре… Так… Восемь. Плюс генерал и я. Итого – десять. Кто из десяти согласен с только что предложенным планом?
Гробовое молчание было достаточно емким ответом.
-Клоуны, мля, - едва слышно буркнул себе под нос генерал, оглядывая собрание.
-Я участвовал в трех разных войнах, - без лишней скромности сообщил Сверягин. – Опыта боевых действий у меня – завались. И вот что я вам скажу, господа теоретики… Переть необученным, наспех сколоченным ополчением, против армейских частей – гребаное самоубийство!
-Почему необученным? – воскликнул докладчик. – Я же говорил – две недели подготовки…
-В задницу ваши две недели, - криво улыбнулся Сверягин. – Два года не хотели? От вашего ополчения рожки да ножки останутся уже через месяц, если не раньше! Стрелять-то вы их научите, допустим. Автоматов тоже на всех хватит. А убивать? Убивать вы их научите?
-Капитан, - кашлянул председатель собрания, – большинство из них так сильно ненавидит...
-Это хорошо, - согласился Сверягин. – Ненависть в подобной ситуации – это замечательно. Но, Степан Юрьевич, вы-то знаете, что фанатизм и подготовка друг друга не заменяют. Вы же не смертников готовите? Ну, допустим, начнут они все это. Но им же недели хватит, чтоб опомниться! Если они, конечно, столько проживут. И хрен вы, уважаемый господин Нестегин, научите их выживать на войне за две недели.
-На второй мировой… - с патетическим подвыванием начал было отстаивать свою позицию докладчик.
-Тогда на всю страну была одна идея, одна воля и одно желание, - снова отмахнулся Сверягин. – И людские ресурсы практически неограниченные. А у вас что, так много людей? Вы, кстати, подумали, что их кормить надо? Одевать? Боеприпасами снабжать?
-Ладно, капитан, он понял, - кивнул на человека за кафедрой некто в гражданском, но с военной выправкой. – Какие твои рекомендации? Ты учти, часть армии на нашей стороне будет.
Сверягин секунду помолчал.
-На армию я бы особо не рассчитывал. Во-первых, много ваших служит на западе. Много западных служит у вас. Вникли? Армию парализует. Ваши сторонники в ней формально будут признаны дезертирами или предателями. Пока армия будет сама себя жрать…
-И то правда, - кивнул генерал. – Только давай короче, кап! Критика твоя принята. Теперь выкладывай идеи.
-А идеи простые. То, что вы заранее вербовку среди населения начали – это, конечно, хорошо. Здорово придумано. Но слепить из добровольцев полноценную армию у вас не выйдет. Этим мясом вы еще сможете поддержать лояльных вам армейцев на ваших же территориях. Но соваться с этими солобонами на спорные территории, а тем более на Запад… Не советую. Другое дело, что можно будет отобрать лучших, натаскать их и сколотить что-то вроде диверсионных групп. А дальше работать по принципу беспокоящих ударов. Тогда есть смысл уже сейчас выдернуть из армии ваших сторонников. Они станут ядром любой силы…
-А остальных куда прикажете? – окрысился докладчик. – Тех ополченцев, которые не будут лучшими?
-Умирать за правое дело спешат? – понимающе прищурился Сверягин. – А из таких героев можно будет собирать патрульные группы для защиты вашей земли.
-Тихо! – снова был вынужден орать на расшумевшийся зал уже порядком уставший генерал. – Будем искать компромисс!!! По поводу того, чтобы уже сейчас обезопасить наших сторонников среди военных…

-Так вы ни о чем не договоритесь, - гость из соседнего государства, взявший на себя обязанность посредника, потер осунувшееся лицо и раздраженно хрустнул пальцами. – Вы друг друга не слышите.
-Кофе, Леонид Николаевич? – вяло предложил секретарь.
-Да. Большую кружку.
Переговоры шли уже третьи сутки, невыспавшиеся представители конфликтующих сторон и посредник из нейтрального государства давно отбросили условности, но согласия так и не достигли. Кофе тут давно пили не чашечками, а кружками, все чаще мелькал крепчайший русский мат, а друг к другу обращались уже не по имени отчеству, а как придется.
Посредник сделал большой глоток и поморщился:
-Кофеин скоро из ушей хлестать будет. Мужики, ну сколько можно?
Представители власти и оппозиции апатично пожали плечами.
-И на кой черт я в это влез? – забормотал себе под нос посредник, и в который раз повторил:
-Так. Теперь еще раз. На какие уступки вы согласны пойти?

-Ксюша, ты это видела? – озадаченно почесал затылок правой рукой Леша, держа при этом в левой альбомный лист.
-Что? Рисунок? Ну? Трава. Цветок. Обычный рисунок для старшей группы, - пожала плечами девушка.
-Ты знаешь, какое задание дала воспитательница?
-Не-а.
-Дети! - очень похоже спародировал дребезжащий голосок престарелой воспитательницы Алексей. – Нарисуйте что-нибудь очень тихое, неслышное, бесшумное!
-Громоздко сказано, - поморщилась Ксения. – И?
-И Гриша изобразил вот это! – Алексей осторожно потряс рисунком.
-О… А как объяснил?
-Ты что нашего старого крокодила не знаешь? «Гриша, ты невнимательно слушал задание! Очень плохо, Гриша!».
-Ну, ты-то у него уточнил? – с надеждой спросила Ксения. – Почему на тишину он нарисовал траву и цветок?
-Уточнил, - не без гордости подтвердил Алексей. – Знаешь, что он мне сказал?
И едва слышно проговорил:
-А кто слышал, как растут цветы?
-Вау, - Ксюша быстренько присела на крохотный детский стул. – Так и сказал?
-Ага. Пять лет ребенку. Не хило?
-Да уж. Странные дети пошли.
Леша сразу поник и покосился в сторону спальной комнаты.
-Вот кому достанется. Полной ложкой. В обе руки.
-Дурачок! – мгновенно взорвалась злым шепотом Ксения. – Не будет ничего!
-Ага, - вяло кивнул Леха. – Не будет. Ничего. Только детство их скоро закончится.

-Толик, - тихо позвал старлей.
-М-м-м?
-Пошли воздухом подышим, что ли?
Толик оторвался от журнала, заинтересованно посмотрел на ведущего и вышел за ним из помещения.
-Паш, а чего это тебя под дождь потянуло? – уже на улице поинтересовался ведомый.
-Дык… поговорить-то надо?! - невесело хмыкнул ведущий.
-Тебе виднее, шеф, - покачал головой Анатолий. – За забором сегодня ты был. С кем общался? С отцом?
-С отцом, - кивнул старлей. – Теперь слушай меня. Слушай внимательно. Какой бы приказ мы не получили – кивай и соглашайся. Что бы не приказали, понял? Поднимем кипишь на земле – возьмут за жопу на три-четыре. Нам главное получить полный бак керосина и взлететь. А в небе нас взять – пусть попытаются. Хотел бы я глянуть, как это у них получиться.
-Погоди, шеф! Погоди…
-Коршун, - старлей назвал своего ведомого летным прозвищем и крепко тряхнул за плечо. – Очнись! Чего годить-то? Нас не сегодня так завтра пошлют на перехват истребителей восточных!
-А у них есть истребители? – жадно спросил Толик.
-Коршун! Я не знаю, есть или нет, но мне в любом случае не светит воевать против своих! А тебе?
-Паш, да о чем ты? Ясно-красно! Но… Понимаешь, против западных я тоже не горю желанием…
Пашка молчал. И рта он не раскрывал так долго, что Толик посчитал нужным тихо и жалобно позвать ведущего:
-Дракон. Дракоша! Ты же меня понимаешь?
«Дракон» вздохнул и кивнул:
-Понимаю. Значит так. Получаем приказ. Поднимаемся в воздух. Идем на север. Там садимся. Дальше будет видно.
-Не сдадут обратно? – опасливо поежился Толик.
-Северные соседи? Западникам? – Паша криво улыбнулся. – Хрена. Главное чтоб сразу не подстрелили…

-Тимка? – глянула через Лехино плечо на экран мобильника Ксения. – Что пишет?
-Прочитай это во время пожара, - недоуменно приподнял брови Леша.
-Ты о чем?
-Он сообщение такое прислал: «Прочитай это во время пожара». Фигня какая-то, - Алексей пожал плечами. – Сейчас уточним.
Через пару секунд голос Тимура пожелал ему доброго дня. Не снизойдя до ответной вежливости, Леша сразу перешел к интересующему вопросу:
-Тимка, ты что за смс-ку мне прислал? Что за бред?
Голос друга стал тревожным:
-У тебя пожар?
-Что? Нет!
-Так чего ты ее читал? Там же четко сказано: «во время пожара». Пожар есть? Нет. Чего читал? Во дурик! – судя по интонациям, Тимур лыбился на все тридцать два зуба.
-Тимка! – зарычал Алексей в трубку. – Убью!
-Где? – деловито осведомился он.
-Бар «Черная жемчужина». Через тридцать минут. Не забудь про подарок.
-Не забуду.
Леша подмигнул Ксении, затер сообщение шутника Тимура и набрал номер Леонида.
-Вам кого? – лениво протянул он.
-Ларису Ивановну хачу! – привередливо заявил Алексей, опасливо косясь на грозную Ксюшу.
-А Лариса Ивановна вас хочет? – хихикнул однокурсник.
-Леня, завязывай прикалываться! Это я!
-А это я. Очень приятно. Кто «я»?
-Слушай, я обижусь! Друзей нужно по голосу узнавать. Даже в такую рань, как сейчас. Я понимаю, три часа дня, просыпаться жутко в лом, но…
-Леха, ты что ли? Опять номер сменил? Проказник, - раздался протяжный, смачный зевок. – Лариса Ивановна занята, брат. Еще заказы?
-Бери Светку и двигайте в «Жемчужину»! Прямо сейчас!
-Ты сам-то понял, что сказал? Понял, да? Куда я сейчас двину?
-Сам дурак! Егорушка днюху празднует! Забыл что ли?
Мобилка озадаченно помолчала.
-Стоп, - раздался осторожный голос Лени. – А вчера мы что отмечали?
Динамик захрипел, безуспешно пытаясь передать возмущенные вопли Светки.
-У невесты своей спроси, - настала Лешина очередь хихикать. – Со вчерашнего дня, мой похмельный друг, у тебя есть невеста. Собирайтесь. Егорка ждать будет.
-Банда алкоголиков, - возмущенно резюмировала Ксения.
-Ага, - радостно кивнул Алексей. – Ты уже готова? Или еще часик на макияж?..

Посиделки в «Черной жемчужине» дошли до неизбежной стадии разговора о жизни в стране. Тема была больная, острая и очень близкая. Даже Егорка перестал пощипывать струны гитары, а бармен подсел за несколько сдвинутых вместе столов, которые были полностью оккупированы компанией студентов. Бармен Олег был свой в доску парень – студент третьего курса медицинской академии. Бар в последнее время, не смотря на всю свою привлекательность, не пользовался особой популярностью у населения. Справедливости ради стоит отметить, что ни одно заведение подобного рода не страдало от внимания посетителей в виду последних событий. После захода солнца на улицах предпочитали не появляться без веской причины и сидеть стали все больше не по барам да кафешкам, а по домам, обсуждая новости и делясь мыслями за кухонными столами, что вполне соответствовало историческим традициям страны.
-Ой, мальчики, а давайте о политике не будем, а? – протянула Валя Кирилова и жалобно сморщила свое симпатичное личико.
-Давайте! – поддержал ее Тимур. – Мужики, вы новый «бентли» видели? Шестнадцать котлов! Объем двигла – восемь тысяч! Офонареть! Разгонная динамика – две и четыре десятых!
Леша тихо хрюкнул и покивал с серьезным видом. Леня неторопливо затушил в пепельнице сигарету и тоном бывалого рассказчика начал:
-А помню я, как годков надцать назад произошел с одним моим знакомым презабавнейший случай по части баб…
Светка немедленно пихнула его локтем в бок.
-За что? – обиделся пострадавший и счел нужным пояснить. – О политике нельзя! Значит о машинах… Ну… или там о бабах!
-Ага, ага, - торопливо подтвердил Егорушка. – О чем бы еще мы, мужики, поговорили?!
-Стоп, ребята! – резко изменившимся голосом скомандовал Тимур. – Восемь часов. Новости смотрим или как?
Произошла секундная заминка.
Тишину прервал именинник:
-Смотрим.
Через десять минут Леня, задумчиво глядя в потолок, глубокомысленно изрек:
-И Родина щедро поимела меня… Всяко.
-Да ладно тебе, - натянуто улыбнулся Тимур.
-Ага, - с деланной легкомысленностью согласился Егор. – Нашу волю не сломить: пили, пьем и будем пить!
-Хохмач, - протянул Леша и попросил Олега вырубить проклятый ящик.
Егорка перебрал струны и тихо пропел-пробормотал:
Хочется плевать, но не время.
Время начищать сапоги…
-Они у тебя хоть есть? – ядовито уточнил Тимур.
Егор кивнул, продолжая напевать:
Берег встретит героя,
Берег встретит врага.
Нас всегда было двое,
А теперь только я.
-Ладно, мужики! Выпьем. Ибо изменить мы все равно ничего не можем, а трепаться просто так – не наш удел! – пафосно прорычал Леня и схватился за бокал.
-Ага, - скептически покивала Света. – Ваше, сугубо мужское дело, - бухать.
-Зачем же сразу бухать? – обиделся Тимур. – Мы пока культурно выпиваем. А набухаться пивом – это уметь надо. Это много пива надо. Очень много…
-Да ну? А если сверху двести грамм коньяка? – ядовито ввернула Ксюха.
Тимур смущенно замолчал, и на посту борьбы за мужские права его сменил более дипломатичный Алексей:
-Никто не говорит, кстати, что девушки не выпьют при желании с нами. Боже упаси!
-Я тут, - отозвался Егор. – Упасу. Не боись.
-Давайте, ребята! Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган!
-Что-то я вас не пойму, Марк… Что вы пытаетесь мне сейчас доказать?
-Игорь Иванович, Господь с вами! - молодой парень в отлично сшитом костюме даже руками взмахнул. – Я просто обрисовываю свою точку зрения…
Пожилой человек, изрядно смахивающий на Чехова, озадачено покачал головой и отправился к старому шкафу, стоящему в углу кабинета. Высшее образование, жизненная мудрость, здравый смысл и длинная вереница ученых степеней подсказывали ему, что вот так вот просто в вопросе не разобраться, а потому он извлек из недр шкафа два пузатых бокала и бутылку коньяка весьма почтенного вида. Поставил бокалы на журнальный столик между креслами, налил грамм по двадцать и значительно поглядел на вчерашнего студента.
-Э-э-э… неудобно как-то, - замялся тот, чутко потянув, однако же, носом.
-Неудобно на раут в шортах приходить, - поучительно изрек старик-декан. – И на прием к президенту в одних плавках – тоже неудобно. А выпить со стариком-учителем, когда тот сам предлагает – незазорно. Раз уж вы сами пришли навестить старика, и раз уж он сам предлагает. Тем более понемногу. Тем более такое.
Понюхали, восторженно поахали, пригубили.
-Не забывайте, пожалуйста, что вы, Марк, все же не чужой институту человек. Да и лично мне тоже. Ваши успехи можно сравнить лишь с вашей же очевидной неорганизованностью! До сих пор теряюсь в догадках, как вы умудрялись сочетать несочетаемое, но ей Богу, если бы вас не пригласили на работу в министерстве…
-То что? – с интересом поднял на него глаза недавний студент.
-Оставил бы вас здесь, - покаялся старик. – И не ассистентом каким-нибудь, а сразу дал бы место преподавателя. Не по правилам, конечно, но…
Игорь Иванович виновато развел руками, деликатно делая вид, что не заметил на щеках весьма сдержанного обычно Марка довольного румянца.
-Право же, Игорь Иванович…
-А то, может, есть желание? – оживился тот. – Тут у нас? Это не в посольстве работать, конечно, да и не совсем по вашему профилю, но у вас такая специфическая точка зрения на многие вопросы, что есть смысл!
-Простите…
-«Простите, да» или «простите, нет»?
-Простите, нет.
-Жаль, - осунулся декан. – Хотя я и не ждал согласия, но все равно – жаль.
Марк, упорно глядя себе на колени, тихо произнес:
-Игорь Иванович, я даже не знаю, что буду там делать, но там я нужнее. И там все-таки мой дом.
-Есть такое слово, сынок, - «Родина», - уныло процитировал старый анекдот декан и, обмочив губы в коньяке, перешел на «ты». – Марк, ты хоть представляешь, что там происходит?
-Вполне, - отрешенно заявил Марик. – Я курсак на эту тему писал. Три года назад.
-В смысле? У кого? – чуть не выронил бокал декан.
-У Толохова. На третьем курсе.
-Ай-йай-йай! А мне в руки не попадалось! – посетовал Игорь Иванович. – Что получил?
-Сначала три балла, - признался Марк.
-А! Вспомнил! - аккуратно хлопнул себя по слегка залысому лбу декан. – Это для тебя тогда комиссию собирали?
-Для меня. Свою пятерку я тогда отбил. Спасибо комиссии.
-А я тогда, признаться, не очень уловил суть проблемы. За что он тебя так срезал?
-Мысль моя ему не понравилась. Вы, говорит, ловко подтасовываете факты, чтобы доказать абсолютно бредовую теорию. Я изложил свои соображения комиссии. Смог убедить, что все построено на фактах, которые сами наружу прут, без всякой подтасовки. Курсак все-таки защитил.
-Толохов ретроград, каких свет ни видывал. Хотя и моложе меня. Я-то просто старомоден. Ну, ладно-ладно! В некоторых вопросах, допустим, я и сам консервативен, но если новые идеи обоснованы, то почему нет? Так что там у тебя было в курсовой? Третий раз изложишь? Или прикажешь старику самому копаться в архивах и глотать пыль? – заинтересовался декан.
Марк честно попытался представить декана перебирающим архив, улыбнулся появившейся перед глазами картинке, и решил, что хоть говорить на эту тему нет никакого желания, но декана уважить стоит.

-Прогноз для моей страны на пять лет вперед. На основании ее же истории.
-Тебя всегда ценили как толкового аналитика, - декан долил коньяк в бокалы. – И какие ты делал выводы в работе?
-Именно те, которые сейчас, к сожалению, становятся реальностью, - невесело усмехнулся Марк. – Если коротко, то моя страна почти всегда была разделена на две части. Причем, каждая из частей была подчинена очень непохожим друг на друга государствам. Это наложило свой отпечаток на культуру, религию, менталитет. В разные времена были попытки объединить земли и народы, но попытки эти были не слишком успешными. Вы понимаете меня?
-Я не столь дряхл, как выгляжу, мой мальчик, - серьезно сказал декан. – Несмотря на все твои недоговорки, я тебя отлично понимаю. Могу даже предположить, что дальше ты намерен упомянуть одно большое государство, которое поглотило множество мелких. В том числе – обе половинки твоей страны. Так?
-Так, - улыбнулся Марк.
-И? Если я не ошибаюсь, ваш Восток и Запад вполне мирно уживались, не считая радикалов. Но они есть везде.
-Это было обусловлено спецификой того самого большого государства, - пожал плечами Марк. – Там вообще у стран не было прошлого. Одна идея, одна вера, одна религия. Я имею в виду самый широкий смысл этого слова. Разумеется, что если люди из стран, которые сорок лет назад были порознь, теперь братья, то и наш Восток с Западом заговорили на одном языке. А потом это все распалось.
-В деталях спорно, но в целом – согласен, - одобрил декан. – Дальше?
-А дальше – все, - с грустью сообщил Марк. – Дальше мы огребли независимость. Не совсем, правда, понятно от чего независимость и что с ней делать дальше, но…
-Словечки, однако же, - хитро прищурился декан. – «Огребли». Хм…
-Простите, - спохватился Марк. – Это самое деликатное слово, которое пришло мне на ум.
-Стыдись, молодой человек! Сказал бы – приобрели. В крайнем случае – заимели, - стало ясно, что за строгим прищуром старик прячет иронию.
-Это еще кто кого заимел, - в тон ему ответил Марк. – У меня вот подозрение, что независимость заимела нас. До упора заимела.
Игорь Иванович смешливо фыркнул.
-Но вот западные считают, что независимость наша – вещь вполне закономерная и весьма положительная. Я, правда, не совсем понимаю, почему они в таком случае старательно пытаются прикрыться своими бывшими хозяевами.
-Ладно бы только прикрыться, - поморщился декан. – Так ведь еще и лезут, куда не надо без мыла…
Марк с веселым удивлением уставился на старика, но тот уже опомнился и снова нацепил маску суховатого академика:
-А Восток?
-Тоже лезет. Исторически – к старому хозяину.
-Сложно спорить. Поэтому не буду. Другими словами, ты считаешь, что твоя страна не может долго существовать как единый организм?
-Только в составе другого, более мощного государства.
-Сепаратизмом пахнет, - заметил декан. – И обидными выводами для обеих сторон.
-А что делать? Если обе части привыкли быть чьими-то? У нас же все разное – культура, язык, религия, менталитет, взгляды на прошлое и будущее. Все, понимаете?
Декан пару секунд молчал, а потом кивнул:
-Вполне. Какие пути выхода?
-Пардон, Игорь Иванович. У меня в курсовой не стояло задачи найти выход, - с достоинством отпарировал Марк.
-И все же? Что поможет? Спокойно разделить страну по Реке?
-Спокойно не получиться, - медленно проговорил Марк. – Центральные области не получиться делить по Реке. Там смесь и неразбериха. Да и вообще делить – крайне болезненно. И на Востоке, и на Западе есть еще и меньшинство, которое думает иначе, чем основная масса людей в регионе. Сниматься с мест и переезжать, оно не особо настроено, хотя потихоньку все-таки уже переезжает. А как прикажете армию делить? И все прочее?
-Ну а в идеале? Допустим, что прежние страны-хозяева снова приняли в свой состав соответствующие области, из которых безропотно уехали все недовольные?
Марк на мгновение задумался и выдал ответ:
-Не поможет. Сейчас эти страны-хозяева в разных военно-политических блоках. А, значит, нашу страну превратят в буферную зону двух режимов. Мне кажется, уже сейчас обе стороны прикармливают разные хозяева. Это как в Корее было. Или во Вьетнаме. Да мало ли примеров? Начнется война – ее будут финансировать, примеряясь и пробуя свою силу крупные государства. Чужими руками, не пачкаясь сами, они будут наносить удары.
-Я понял аналогию, - кивнул декан. – То есть ты понимаешь, что в любом случае будет конфликт? А возможно и война?
-Понимаю, - кивнул Марк и допил коньяк.
-И все равно поедешь туда? – Игорь Иванович подался вперед.
-Поеду, - негромко, но твердо сказал Марк.
-Я так понимаю, не в министерстве иностранных дел работать? – с бесконечным сожалением в голосе осведомился старый декан.
Ответа не последовало, но он и не был нужен. Вопрос-то все равно риторический. Декан надолго замолчал. Ему было неописуемо жалко этого талантливого мальчика, из которого получился бы отличный преподаватель. Или аналитик. Или хотя бы дипломат.

-Вы достали меня! Достали, понимаете?! Что вы за люди, матерь вашу?!
-Леонид Николаевич, любезнейший! Надо же соблюдать хоть видимость этикета, - с насмешкой в голосе напомнил представитель оппозиции.
Посредник коротко и зло зыркнул на секретаря, и тот догадался быстренько испариться. Оставшись наедине с представителями конфликтующих сторон, посредник злобно оскалился:
-Иди ты в жопу, Жора, со своим этикетом!
-Николаич…
-Что? Ну что «Николаич»? Что, Олег? Иди-ка ты тоже в жопу!
Сунувшийся на крик начальник охраны хладнокровно пронаблюдал, как задолбанный за трое суток посредник вскочил из роскошного кресла и пролаял что-то вроде «Идите вы все в жопу!». Неторопливо оценив ситуацию, начальник охраны вернулся в соседнюю комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Чуть отдышавшись, посредник прошелся по залу и, то и дело, срываясь на дискант, резюмировал:
-Мы тут три дня торчим! Вы не просто зациклились на своих точках зрения, вы еще и меня не слушаете! Я вам совершенно серьезно говорю, что такие действия могут привести не просто к акциям протеста или неподчинения! Ваша трижды гребаная политика раскалывает эту страну к едрене фене! Уже расколола! Оно вам надо? У тебя, мудака, будет половина страны и у тебя, засранца, половина! А страны не будет! И такая резня начнется, что только ой! Вы, политиканы хреновы, вы головой своей думаете или нет?
-Думаем, Николаич, думаем, - заверил его представитель оппозиции. – Но ты тоже пойми, что тот народ, который живет на моей половине, не может больше терпеть издевательств власти.
-А мой народ, считает, что половина Олега – исключительно недостойные люди и власть слишком лояльна к тому беспределу, который они учиняют, - спокойно добавил представитель властей.
Посредник захлопал глазами. У него росло и крепло ощущение, что он разговаривает с парой исключительно тупых попугаев. Это наблюдение его настолько озадачило, что он даже немного успокоился.
-И ваши люди готовы грызть друг другу глотки?
Представители переглянулись.
-Вполне.
-Так вашу мать! – взбеленился посредник. – За каким чертом нужен тогда весь этот треп, если вы хотите воевать?
-Ну, Николаич! А то ты сам не знаешь! Принято…

-Так, ребята, по домам! – решил Леня. – Поздно уже. Хватит. Завтра в универ.
-Зануда, - огорчился Тимур.
-Не, правда, мужики. Разбегаемся, - поддержал Алексей Леньку.
-Ладушки, - подхватила Ксения. – Завтра у всех первая пара?
-У меня нет, - признался Леха. – Но все равно приду. Кердык обещал тренинг показать параллельному потоку. Так что загляну.
-Патриот, мля. Однозначно, - хихикнул Тимка и мгновенно получил по затылку от посерьезневшего Егора.
-Не оскорбляй человека!
Да уж. Патриотом нынче быть, может, и модно, но очень противно.
-Сыграй что-нибудь на дорожку! – потребовали у Егора.
Егор задумался и с надрывом спел песню, которую никто из компании раньше не слышал. Что-то тоскливо-зовущее, но и оптимистичное про «день – это двадцать четыре кадра, вся моя жизнь – это гонка в завтра», после чего покаялся, что автор ему неизвестен .
На том и разошлись.

На ругань у посредника сил уже не оставалось. Поэтому он просто пошел курить и успокаиваться на роскошный балкон правительственного особняка.
Представитель оппозиции слегка приподнял бровь и посмотрел на оппонента. Тот едва заметно кивнул.
Оба глубоко, но без скорби вздохнули.
Через пару минут со стороны балкона раздался приглушенный звук падающего тела.

-Леш, ей богу, когда-нибудь, я тебя за твои рассуждения убью, - прошептала на ухо парню Ксения.
-Не убьешь, - уверенно сказал тот.
-Это еще почему?
-Права не имеешь. Я же не твой парень. Так… ВРИО. А если ВРИО, то убивать меня ты права не имеешь.
-Слушай ты! – болезненно ущипнула его за ребра девушка. – Временно выполняющий обязанности! Сейчас как дам!
-Это можно. Да-а… Можно, - благосклонно покивал в темноте Леша.

-Марк, ты все твердо для себя решил? – еще раз спросил старик-декан, прежде чем протянуть на прощание ладонь одному из своих лучших студентов.
-Твердо, Игорь Иванович. Тверже некуда. Спасибо вам за все.
Преподаватель крепко пожал ему руку и, секунду поколебавшись, все-таки обнял.
-Имей в виду. Мы всегда будем рады твоему возвращению. Работу я тебе гарантирую.
-Спасибо, Игорь Иванович, - искренне поблагодарил Марк. – Я постараюсь вернуться.

…-Экстренный выпуск новостей! Двадцать семь минут назад во время очередного раунда переговоров между противоборствующими политическими силами был убит выстрелом в голову Леонид Крылатов, выполнявший на переговорах роль посредника между представителями власти и оппозиции. Предположительно выстрел был произведен с большого расстояния. Представители власти говорят о том, что убийство было заказано оппозицией, и отказываются от проведения дальнейших переговоров, требуя безоговорочного подчинения. Оппозиция в свою очередь говорит о последней капле на чаше терпения народа. Есть все основания опасаться, что эта капля и в самом деле может стать последней, особенно учитывая тот факт, что убитый Леонид Крылатов был видным политическим деятелем в одном из соседних государств, что уже сейчас отразилось на нашем международном статусе. По информации полученной из достоверных источников, уже пять государств отозвали с нашей территории своих дипломатов и можно с уверенностью говорить, что количество покинувших нашу страну дипломатических представительств будет расти. Напоминаем, что ООН еще в январе заявила о переходе нашей страной критической, кризисной черты. Похоже, что прогнозы европейских аналитиков подтверждаются самым печальным образом…

-Не верю, - нервно давя каблуком сапога сигарету, сказал молоденький лейтенант.
-От вас и не требуется, - скрашивая доброжелательностью тона резкость фразы, ответил человек в гражданском.
-Не сорок первый год, чтоб сразу все в добровольцы ломанулись, - скептически бросил офицер, щурясь на утреннее солнце.
Гражданский ограничился ироничным взглядом и мягкой отповедью:
-Наше дело встретить их тут. И кое о чем напомнить. Если понадобится.
-Только и слышу об этом «кое-чем»! Хоть намекните!
Гражданский улыбался и молчал.
Лейтенант со смаком плюнул на клумбу, уселся прямо на перила и снова закурил.
Двери военкомата за спинами этих людей были закрыты. Закрыты изнутри.

-Оппаньки! - резюмировал общее мнение Леонид, глядя на намертво закрытые двери учебного корпуса.
-Хрен ли, - пожал плечами Тимур. – Что тут удивительного? Ты новости утренние видел?
-Думаешь… уже? – покосился на него Леня.
Вместо Тимура ответил решительный и деловитый Егор.
-А ты чего ожидал? Надписи «Все ушли на фронт»? Кстати… Девушки, дуйте по домам. Давайте. Мы скоро подойдем. Мужики, наших видите?
-А то!
-Собирайте. Есть смысл пройтись.
Девушки как-то сразу притихли и безропотно подчинились, что, в общем-то, случалось с ними не часто.
Пока друзья собирали единомышленников, Егор неспешно покуривал и рассуждал, сколько же символизма было вложено в план города, если военкомат оказался в двухстах метрах от университетского городка. Здесь был и тонкий намек юношам о необходимости выбора, и не менее тонкий намек студентам о должном прилежании в учебе. Подобное соседство изрядно способствовало мотивации учебного процесса. С другой стороны, положительное впечатление о глубокой мудрости градостроителей сильно портило, что в ста метрах от административного корпуса университета находилась одна из больниц, педиатрическое отделение которой безропотно соседствовало с моргом. Егор со вздохом отметил про себя, что безропотен и молчалив (в силу своей специфики) скорее все же морг, а найти нечто идеальное в этом грешном мире крайне затруднительно.
-Все собрались? – не слишком форсируя голос, спросил Егор через пару минут.
-Женя дома. Кирюха в общаге на дежурстве, - отчитался кто-то.
-Да какие сейчас на хрен дежурства? – закричали из толпы.
-Ладно. Это детали. Двинулись. Только не толпой. Они там сейчас все психованные будут. Еще напугаем дядек. Хотя… Стройся! Товар лицом показывают.

-Крушинин! Ребров! Явиться на КП! Повторяю! Крушинину и Реброву явиться на КП!
-Ну все… Понеслась вода по трубам, - уныло выдохнул Толик Ребров и взял ноги в руки.
В дверях коридора он чуть не застрял, столкнувшись плечами с Пашей Крушининым.
-Легче на виражах, старик, - рявкнул тот.
-Сам «кукурузник»! – беззлобно огрызнулся Анатолий.
-Коршун, помнишь, что я говорил? – негромко спросил ведущий.
-Иди ты в… пень! Забудешь такое! Я всю ночь не спал! – признался ведомый.

Человек в гражданском, стоящий на ступенях закрытого военкомата, улыбался и довольно косился на отвесившего челюсть лейтенанта. Дымящаяся сигарета прилипла к губе обалдевшего офицера, но тот этого неэстетичного обстоятельства решительно не замечал. Еще бы! Военкомат не знал такого ажиотажа еще ни разу! Ни один призыв не собирал здесь столько парней. И уж тем более никто не собирался тут добровольно!
-Слюни подбери, лейтенант, - тихо сказал гражданский.
Торопливо выполняя требуемое, лейтенант оценил мелькнувшие в голосе напарника нотки и для себя определил, что этот «гражданский» уж никак не меньше, чем майор.
-Эй! Господа! – окликнул их возглавляющий колону крепкий парень. – Здесь что ли на тот свет вербуют?
-Вас вроде бы уже должны были завербовать, - усмехнулся то ли гражданский, то ли все же майор. – Это все?
-Это – один факультет, - веско ответил парень. – Тридцать два человека. Не пришли – двое.
-Лихо. Все бы так.
-За всех не отвечаем.

Где-то в своем кабинете министр обороны отдал приказ. Приказ этот был заранее одобрен президентом, который именно в этот момент выступал по телевидению, призывая граждан пару дней потерпеть, пока военные части наведут порядок и покажут «кучке продавшихся коррупционеров и их прислужникам», что такое железная рука закона. Разумеется, президент подозревал, на сколько растянутся обещанные «пару дней», но тщательно это скрыл. Потому что нельзя было говорить, что начинается гражданская война, которая явно продлиться намного дольше, чем несколько суток. И, конечно, президент понимал, что с другой стороны баррикад далеко не коррупционеры – там обычные люди, потому что коррупционерам не к лицу стоять с оружием в руках, они останутся в своих кабинетах. Но нельзя же было говорить, что против правительства выступило около пятидесяти процентов населения, и что страны как единого организма уже нет – есть только ее осколки. Осколки, которым еще суждено изранить и убить тысячи людей.

В тексте использован фрагмент песни В. Бутусова «Берег»

ИЛЛЮЗИИ


Вперед, вперед, вперед…
Бегом, скользя по крови.
Быстрее…
Захлебываясь собственным дыханием.
Вперед.
-Назад! – кричит кто-то.
Поздно.
Тугой удар в грудь. Ожог. Паденье на спину.
Ребра распирает острая, глубокая боль.
Темнота.

-Ты сдурел? – отец смотрел холодно и без всякого понимания.
Максим пожал плечами:
-Пап, этот разговор уже ничего не изменит. Я так решил. И уже все организовал.
-Слушай ты, - начал краснеть от злости отец. - Ты что себе возомнил? Что ты там забыл на этой войне? Ты мне тут сейчас будешь нужен!
-Я офицер! – с достоинством ответил сын, расправляя узенькие плечи с лейтенантскими погонами. – Мое место – в войсках. Там я нужен!
-Ты понимаешь, что это не твоя война? И не моя? Это война чужих людей!
-Война не может быть чужой, если она идет в твоей стране, - усмехнулся Максим.
-Ладно. Допустим. А в самое пекло лезть обязательно? – в пальцах крупного бизнесмена, вынужденного сейчас спешно сворачивать свои дела, угрожающе затрещала дорогая ручка.
Максим опять лишь пожал плечами.
-Я так решил.

Смерть…
Или только кажется?
Да, кажется. Жив.
Дыхание с хрипом, с кровавой пеной срывается с потрескавшихся губ. Рана сверлит легкое, заставляет дышать навзрыд.
Непослушное тело подергивается, ощущая первые признаки удушья. Он дышит наполовину собственной кровью. Собственная кровь, теплая, густая душит его сейчас не хуже опытного убийцы.
Господи, за каким чертом он не послушался отца?!
-Да заберите же его оттуда! – кричит кто-то.
Совсем рядом звякают о металлические заграждения крохотные убийцы. Жадно визжат, рикошетят, но не находят жертвы.
-Заберите его!
Упругий удар воздуха, сотрясение земли, скрежет раздираемой стали. Порывом ветра клочья розоватой пены срывает с губ и роняет на землю.
Рядом грохочет железо, тяжело и горячо дышит во все стороны мазутной вонью.
Удар. Прямо в повернутое набок лицо. Прямо в распластанное, подергивающееся тело.
Железная махина вздрагивает. Начинает разворачиваться.
Стальные пластины все ближе к лицу.
Вдруг все замирает.
Умер?
Нет. Жив.
Кто-то хватает за воротник, волочит по земле.
Без горячей, уютной лужи уже непривычно.
Мимо бегут люди. Бегут вперед. А его волокут назад?
Мир дрожит.
Под ногами бегущих людей земля столбом рвется к небу, размазывая хрупкие людские фигуры, выжимая и разбрызгивая кровь. Крохотные убийцы вгрызаются в живую, вздрагивающую плоть, разрывают нить жизни. Обрывают дыхание, обрывают пульс.
Рядом падает дымящийся, бесформенный кусок обугленного человеческого тела.
Волокущий его человек стонет, падает на колени. Он пытается зажать пальцами рану на своей шее. Кровь веселым, пульсирующим фонтанчиком пробивается между пальцами. Человек тихо, клокочуще стонет, но не от боли – от страха. Он знает, что он уже мертв. Он уже видит свою смерть. В луже собственной и чужой крови. Он стонет потому, что знает: ему уже не спастись.
Мучения прерываются двумя разрывными пулями в грудь. Стоящему на коленях человеку срывает половину спины и отбрасывает назад.
Кто-то снова пытается тащить все еще живого, захлебывающегося кровью человека.
Он видит лицо. Девушка.
Совсем молодая. Девчонка. Лет девятнадцать.
Слезы текут по ее щекам, смывая грязь и копоть. Она старается сдвинуть его тело, старается уловить жизнь в его глазах.
Он смотрит на нее и вспоминает другую девчушку.

-Макс, я очень тебя прошу! Не уезжай! Откажись! - она держит его за руки.
-Ань, поздно уже, - вяло отзывается тот. – Да и не отказался бы я.
-Я не хочу тебя отпускать! – бросается она ему на шею. – И не отпущу!
Максим тоскливо оглядывается на своих сослуживцев, ждущих его у дверей вагона. Лейтенанту неудобно за эту сцену, он торопится завершить прощание, но не знает, как это сделать и виновато косится на товарищей. Те деликатно отводят глаза, и только полковник постукивает пальцем по часам на своей руке. Он вовсе не хочет отрывать молодого офицера от жены, но время не ждет.
-Я вернусь. Я скоро вернусь, - торопливо обещает Максим, заметив жест командира и радуясь этой возможности оборвать тоскливое действо. – Это будет не долго. Вот увидишь.

Аня не пускала его сюда и была абсолютно права. И отец прав. Сейчас эта девочка вытащит его. Максима обязательно вылечат, и он вернется домой, чтоб попросить прощения у отца и жены, чтоб сказать им, как же сильно они были правы.
Главное, чтоб эта плачущая девочка его вытащила.
Голова девочки дергается вперед, красивое личико превращается в кровавую, посмертную маску.
Она падает на него. Его лицо теперь забрызгано еще и ее кровью.
Он чувствует, как в тело мертвой девушки впивается еще несколько пуль.
Он поднимает глаза. Смотрит в небо.

-Мак, ты только глянь какое небо! Не, ты только посмотри!
Прячущееся за горизонт солнце подкрасило тонкие и длинные стрелы облаков пурпурными и сочно-оранжевыми красками. Эти яркие мазки на глубоком, чистом фоне темнеющего неба смотрелись неестественно и грозно, словно предупреждение.
-Да-а, - протянул Максим, чуть ежась. – Знаешь, я ведь в городе на небо редко смотрел. Там его увидеть сложнее.
-Не горюй, - хмыкает товарищ. – В бой вступим на окраинах столицы. Не до пейзажей будет…

Небо…
Оно красивое, лазурное. С легкими белыми облачками. Его время от времени закрывают черные, косматые обрывки чадного дыма.
И лицо. Еще одно незнакомое лицо. Снова молодое, красивое.
Парень из медслужбы.
До слез его жаль, ведь он сейчас тоже упадет. Его сейчас убьют.
-Уходи, беги, - шепчут окровавленные губы.
Но парень его не слышит. Или не хочет слышать. Он прижимает к его груди какую-то тряпку, пытается остановить кровь. Что-то кричит. Не слышно.
Подбегает еще один. Постарше. Переворачивает труп девушки. Неожиданно хорошо слышны его слова:
-Вяхирева. Ольга. Все…
Его приподнимают. Бинтуют. Кровь мгновенно пропитывает белые повязки.
Молодой медик закусывает губы и косится на труп девушки. Вместо лица у нее – месиво.
Подбегают еще двое, укладывают перебинтованного человека на носилки. Пригибаясь и чертыхаясь, его куда-то несут, стараясь не особо трясти. Заносят под тень дерева.
Он смотрит только вверх. Вверху листья. Дуб? Клен? Ему кажется, что если он вспомнит название дерева, то сразу полегчает.
Господи, да каким лешим его занесло в столицу? И зачем он написал этот рапорт? Тоже еще – офицер связи…
Его аккуратно укладывают на окровавленный стол. Лицо врача в мелких каплях крови, и он безостановочно то ли матерится, то ли всхлипывает. Осматривает лейтенанта внимательно, но с безнадежной тенью в глазах.
-Игорь, - зовет врача молодой медик.
Врач поворачивается всем телом.
-Игорь… - молодой мнется. – Ольга…
Врач сжимает пальцы в кулаки. Пальцы врача не должны дрожать.
Он поворачивается к раненому, быстро делает какие-то уколы. Тот видит, что врач работает на ощупь: глаза полны слез.
-Бинт, - рыдающе выдыхает врач.
Медсестра помогает ему.
Раненый слышит, как разговаривают возле него два офицера.
-Кто? – кивает один на раненого.
-Офицер связи. Из штаба.
-Зар-раза. Двух положили, пока его вытащили.
-Кого?
-Юрку нашего. И Ольгу Вяхиреву.
-Иди ты! – давиться сигаретным дымом офицер.
-Точно. Хотя с другой стороны, парень не виноват. Молодой, зеленый. Думал, небось, романтику военную посмотреть. Доброволец. Оглушило, наверное, контузило. Он и помчался к черту на рога. Да и что толку его костерить теперь? Помрет ведь. А жаль. Говорят, хороший парень был, хоть и из штаба. Говорят, мог запросто смыться, но остался же. Еще и сам сюда вызвался.
Офицер морщится, бережно гладит простреленную и уже перебинтованную руку.
Он говорит тихо, но в сплошном грохоте рвущихся снарядов и артиллерийских залпов вдруг появляется секундное окно, и врач его слышит. Слышит и замирает. Бросает быстрый взгляд на раненого. Тот, чуть повернув голову набок, пытается сплевывать сгустки крови. Шансов выжить у него и вправду не много. Он тоже услышал офицера и теперь немного вопросительно, но уже спокойно косится на врача. Врача пугает именно это спокойствие. Этот уже смирился. Этот уже умер внутри.
-Выживет, - врач говорит нарочито громко.
Он старается придать своему голосу уверенность и категоричность, но голос все равно предательски дрожит, вибрирует. Слышаться жалобные, слезные нотки, но врачу кажется, что он говорит убедительно.
-Выживет! Обязательно выживет, если прошел через это! А Ольга…
Баритон врача срывается окончательно. Он не может вдохнуть полной грудью. Ему даже мерещится, что он разделил страдания этого парня, у которого прострелено навылет легкое, который потерял слишком много крови, который умрет максимум через час.
-Наклонись, - шепчет человек на столе.
Врач склоняется над ним ниже.
-Ольга… Жена?
Врач бессознательно хватает его за руку.
-Жена, - с безнадежной тоской хрипит кровью умирающий. – В аду нет героев. Поздно понял… Поздно… Расскажи всем… Война – дерьмо… Ненавижу… Расскажи всем… Обещаешь? Расскажи, они ведь не понимают… Не знают… Они не видели… Ч-черт…
Врач смотрит в глаза молодого офицера. Штабист умирает и уже не чувствует даже боли. Он вообще ничего не чувствует, кроме отвращения к собственному ослабевшему телу и жалости. К себе. К Вяхиревой. К ее мужу. Ко всем убитым. Ко всем тем, кого еще убьют и искалечат.
-Обещаю, - шепчет врач.
Офицер чуть кивает головой.
Он еще не умер.
Он еще жив.
Врач не сможет исполнить своего обещания. В следующую секунду совершенно случайный крупнокалиберный снаряд падает едва ли не ему под ноги. Врач, раненый, молодой и тот, второй, медики, медсестры, офицеры, еще пятеро раненых… Всех, кто был под деревом, растирает в алую пыль. На обугленных остатках дерева висит кровавое тряпье. Дымится удушливой пороховой вонью большая воронка. К запаху пороха примешивается запах горелого мяса.
Это была первая неделя войны. Гражданской войны. Армия методично переваривала сама себя. На улицах столицы, на западе и востоке, севере и юге гибли люди. Гибли за идеи, думая, что они принадлежат им. Но им принадлежали только иллюзии. О долге, о чести, о достойной смерти и правом деле. Иллюзии были живучими. Они умирали только вместе с человеком. И то – не всегда…
Люди гибли.
Иллюзии жили.

ХОЛОДНАЯ КРОВЬ


В лицо больно давит мелкая щебенка. Я распластался на ней, и ничто не сможет поднять меня на ноги. Страшно. Страшно до судорог.
Рядом щелкают и повизгивают в рикошетах пули. Чуть сзади, заглушая треск выстрелов, разрывает воздух протяжный нечеловеческий вопль. Разрывает уже очень долго и выворачивает душу наизнанку не хуже обстрела. Нет никакого желания поворачивать голову и смотреть, кто же так надрывается.
Страшно. Животный страх протянул нити во всем теле и не дает поднять голову, над которой снова и снова проходит веер трассеров. Нас основательно прижали и теперь балуются. Когда эта игра им надоест – нам конец. Дикий крик стихает, захлебывается клекотом.
В басовитый грохот ПК и трескотню калашей вламывается одинокий щелчок. Похоже на звук хлыста. Снова. Снова. Еще раз. Чуть громче. Пули уже не свистят вокруг меня, и я осторожно поднимаю голову. Противник перенес огонь на развалины метрах в ста левее. Встаю на четвереньки, подхватываю свой автомат и, согнувшись, бегу к гаражу. До него шагов пятьдесят. И еще столько же от него до усадьбы, где засел враг. Спиной ощущаю, что за мной несется еще кто-то. Это хорошо. Плохо, если приходиться умирать одному.
Развалины огрызаются редкими выстрелами, но, судя по ослабевающему огню из усадьбы, едва ли не каждый из этих не слишком частых выстрелов достигает своей цели. К стенке гаража прижалось еще четверо ребят. Тимур рядом, и никакими словами я не могу передать, как рад его тонкой физиономии, выпачканной в грязи и искаженной оскалом. А вот Леньки не видно. Перевожу дыхание и киваю ребятам в сторону усадьбы. Мне кивают в ответ.
-Понеслись, - выдыхает Тимур и первым вылетает из-за укрытия.
Через три минуты все кончено. Западные попытались держать оборону в одной из комнат, но несколько гранат превратили их тела в кровавые лохмотья. Не теряя осторожности, осматриваем весь дом. Только трупы. Со стороны развалин, осторожной цепочкой выскальзывают трое в зеленом, лесном камуфляже. Встречаем их в дверях. Одному из них лет сорок, двое других старше нас максимум лет на пять. Тимур тихо чертыхается и придвигает указательный палец к курку. Времена нынче тяжелые, неразберихи много и приходиться осторожничать.
Тот, что постарше, с ходу хватает меня за ворот комбинезона и грозно рычит прямо в лицо:
-Ты старший?
Мотаю головой. Испугать меня ему не удалось, но щенком я себя ощутил в полной мере. То факт, что этот тип из армейских – даже не вопрос. Само собой разумеющаяся аксиома. По всем повадкам видно.
-Кто?
От него несет табаком, потом и сгоревшим порохом.
Смотрю ему за плечо в сторону дороги, на которой нас прижали. Мужик прослеживает мой взгляд и разжимает пальцы:
-Твою мать…
Только сейчас он снисходительно кивает Тимуру, который с самого начала беседы упирает ему ствол автомата в ребра:
-Хлопалку убери, боец. А то еще стрельнет…
Тимур вытягивает губы трубочкой и щуриться:
-Ты кто такой?
-А вы кто такие?
Лязг оружия берущегося наизготовку. Нас пятеро. Их только трое, но парень с СВД в руках очень ловко стал так, что я и Тимка у него на одном векторе. Пуля точно достанет нас обоих, дури ей на это хватит.
-Восточное Сопротивление, - я стараюсь не замечать, что меня держат на прицеле. – Четырнадцатый батальон народного ополчения. Ребята… Оружие опустите. Свои, кажись. Диверы.
Меня едва не сбивает с ног могучий хлопок в плечо:
-Капитан Сверягин. Или просто Капитан. Это Марк и Борис. Диверсионная группа Восточного Сопротивления.
Снайпер поднимает ствол винтовки и сдержанно улыбается, явно наслаждаясь произведенным эффектом:
-Точка.
-Я бы иначе сказал, - тяжело дыша, цедит сквозь зубы Тимур и зло предлагает матерный вариант.
Капитан фыркает:
-Тоже вариант. Только вряд ли Марк решил свою погремуху сменить. Во всяком случае, на такую. Если бы не он, вряд ли мы б вас толково прикрыть сумели. Так что не обижайте мне бойца.
Сверягин задумчиво оглядывается на развалины, на дорогу и неодобрительно качает головой. Следующую фразу он бросает нарочито небрежно, явно проверяя нашу реакцию на сказанное:
-Мужики, так вы из четырнадцатого? А я почему-то думал, что четырнадцатый выбили начисто.
Сажусь на кирпичные ступени, прислоняюсь спиной к перилам крыльца:
-Начисто… Считайте, только мы и остались… Все в Периловке легли. И тут…
Дыхание сбивается, я встаю и бреду к дороге. Плечом к плечу рядом идет Тимур. Брови нахмурены, вместо губ – тонкая бледная черта под хищным носом. Голубые глаза тусклы и невыразительны. Автомат закинут за спину, плечи ссутулены. Он не улыбался уже почти месяц. Ни разу. Даже когда мы очень удачно выполняли поставленные штабом задания.
Останавливаемся за три шага до тела командира. Он шел первым и первым же получил две пули в грудь. Я топал за ним, чуть левее и даже успел тогда увидеть, как на спине его появились два темных пятна. Упал он так, будто просто споткнулся, но уже не встал. Его звали Егором. Он командовал нами с самого начала, хотя был таким же студентом, как и мы. Даже старше нас он не был, учился на одном курсе со мной. Из него очень быстро получился толковый, бережно относящийся к подчиненным командир. Не даром же мы живыми ускользнули из плотно обложенной Периловки и дошли сюда по чужой земле. А еще Егор никогда не прятался за наши спины, всегда шел первым. Это его и убило, наверное.
Дальше еще два трупа. Эти умерли мгновенно, получив по пуле в голову. Я плохо знал этих ребят, они прибились к нам уже во время нашего броска через территорию западных. Даже имен их не помню.
Так вот кто так кричал. Спешно отхожу и сгибаюсь над обочиной. Леонид получил одну пулю в живот. Выходное отверстие на спине размером с небольшое блюдце. Растерзанные внутренности и скрюченные в агонии конечности…
Кто-то осторожно поддерживает меня за плечи, как ребенка.
Как сквозь вату слышу голос Капитана:

-Держись, сынок. Бывает и хуже.
Вытираю рот рукавом и осоловевшими глазами кошусь на него.
-Друг?
Выпрямляю спину, сплевываю желчь. Чувствую, как желудочный сок скребется по горлу.
-Учились вместе…
Наизнанку вывернуло не только меня. У всех наших желтоватый цвет лица и бисеринки пота на лице.
Сквозь какой-то мутный туман вспоминаю, что у Леньки осталась молодая жена. Хотя… Какая же она теперь жена? Вдова.
-Бойцы… А вам сколько лет-то? – неожиданно спрашивает Капитан, подозрительно хмурясь.
Тимур честно отвечает, и глаза офицера лезут на лоб:
-Сколько? Так четырнадцатый действительно из студентов был?
-Не весь, - качаю я головой. – Человек десять армейцев еще…
Наши новые товарищи так заковыристо и изобретательно матерятся, что мне даже завидно становится. Мне, чтоб так выразиться, нужно сначала хорошенько собраться с мыслями. Впрочем, кажется мне, что это дело практики. Буду жив, еще и не так излагать буду.
Больше всех лютует Сверягин:
-Детей! Сюда! Скоты!
Я отвожу глаза:
-Чего уж там. Солдаты срочной службы еще моложе.
-Идиот! – встряхивает меня Сверягин, пытаясь заглянуть в глаза. – Их же хоть чему-то учат! А вы!
Он кричит, но когда наши взгляды все же встречаются, то я вижу, что глаза у него виноватые, щенячьи. Кажется, мы поменялись ролями.
-Мужики, - роняет Тимур, старательно глядя куда-то в сторону. – Похоронить бы их надо, а?

-Вот ведь суки! – то и дело бормочет Капитан о штабистах, ковыряясь ложкой в консервной банке с тушенкой.
Месяц назад мы бы с ним спорили. Сейчас уже нет. Как бы там ни было, а мы все-таки посерьезнели, заматерели и, пожалуй, даже немного поумнели.
Месяц назад мы только приехали в эту область, практически полностью занятую западными. Наша группа еще щеголяла в одинаковых черных комбинезонах, лихо, но неумело, вскидывала руки под такие же черные береты и чувствовала себя всесильной. Мы радовались оружию в руках, форме и ощущению своей нужности. Еще нас радовало чувство локтя. Это потом мы поняли, что оружие наше устаревшее и большей частью выработавшее ресурс. Это позже мы на собственном кровавом опыте узнали, как сильно демаскирует на любой местности наша радикально-черная форма. А тогда мы обо всем этом еще не задумывались и верили во множество глупостей, вроде красивой смерти за правое дело и тому подобное. Но, когда в первом же взятом нами доме, добряк Миша нарвался на растяжку с гранатой объемного взрыва и украсил собою стены коридора, энтузиазма у нас поубавилось. И впечатлила нас не столько быстрая смерть Михи, сколько ор парня, который шел за ним и потерял в результате взрыва две конечности. Орал он, правда, не долго, болевой шок убил его за считанные минуты, но крики парня были достаточно искренними, чтобы мы содрогнулись.
И если до этого мы верили, что на голом энтузиазме сможем пройти везде, то после первого же инцидента сообразили, что выучка была бы совсем не лишней. А когда количество оставшихся в строю стало меньше количества трехсотых и двухсотых , мы не на шутку переполошились. Но пока нам противостояло такое же ополчение, каким, по сути, являлись мы сами, четырнадцатый батальон упрямо пер вперед. И допер до того, что нас взяли в мешок уже армейские, а не ополченческие подразделения западных, без всякого труда отрезав наш истрепанный батальон от основных сил. Четырнадцатый батальон НО загнали в небольшой ПГТ со смачным названием Периловка, после чего армейцы даже не стали ввязываться в уличные бои с окровавленными остатками студбата. Ни в технике, ни в боеприпасах войсковые части недостатка не испытывали. К тому же проклятое ПГТ стояло не далее, чем в двадцати километрах от крупной военной базы. Сначала Периловку вспахали огнем тяжелых орудий. А потом пригоршню вздыбленных руин целый день утюжили серые Т-80, разрывая в клочья обезумевших от страха бойцов. Противопоставить танкам нам было нечего, и мы только прятались по уцелевшим подвалам. Армейцы отвели танки и вновь перепахали городок артиллерийским огнем. Многих из наших навсегда запечатало в обвалах обломками зданий. Когда вновь появились танки, которые на этот раз сопровождала пехота, мы запоздало попытались прорываться через кольцо маленьким группками. Некоторым счастливчикам, вроде нас, это удавалось, но большая часть ребят погибла.
-Шестая неделя, - сообщает лежащий на полу и смотрящий на кусочек звездного неба за окном Марк. – Шестая неделя этой гребаной войны. Капитан, сколько уже мальчишек перебили?
Офицер с руганью швыряет банку в дальний угол комнаты. Грохот жестянки наполняет помещение, сплетаясь с чистой русской речью Сверягина.
-Самому можно подумать полтинник вчера стукнул! Сколько тебе? Двадцать пять? То-то! Если бы стрельбой до всего этого дерьма не маялся, толку с тебя было бы, как с козла молока!
Марк хмыкает:
-Не спорю. Но мне интересно, за каким хреном таких вот, ни фига толком не умеющих, жгут сейчас, как спички? Чего ради?
Сверягин сопит и молчит. Вместо его хриплого баса раздается негромкий голос Тимки:
-Войне нужны герои. Чтоб закалить других, чтоб подать пример… Чтоб дать время на подготовку…
-Щенок, - ласково тянет офицер. – Ты что, на политолога учился? Или на историка?
-На воспитателя, - серьезно отвечает Тимур, не обижаясь на «щенка».
Сверягин давится заранее приготовленным ответом и молча таращит глаза.
-В другой ситуации это было бы даже смешно, - философски признает в напряженной тишине снайпер. – Но вот мне сейчас почему-то совсем не весело от того, что двадцатилетних ребят, которые даже армейку не прошли, бросили в самое пекло. Неправильно это. Я бы даже сказал, что за такие маневры вешать надо. М-да. Хотя банально расстреливать, конечно же, на порядок быстрее. Капитан, вы за эффектность или за эффективность?
Капитан огрызается коротко, но емко. Марк хмыкает и протяжно, с поскуливанием зевает, вежливо прикрывая рот пальцами. Интересный парень, надо сказать. Есть в его поведении что-то иронично-уверенное, и он кажется таким же бывалым, как и Сверягин. Но вот высшее образовании и хорошее воспитание из него буквально выпирают во все стороны. Даже ругань у него получается изящной и оригинальной. Или он выпускник какой-нибудь военной академии, или…
-Лех… А ты как думаешь, Ванька выбрался? – Тимур говорит медленно и тяжело.
Иван – это брат его. Последний раз они виделись в Периловке.
-Не знаю. Думаю, выбрался, - спокойно вру я. – Парень он с башкой.
Дом, в котором была группа Ваньки, два танка сравняли с землей, и это я наблюдал собственными глазами. Вот только Тимуру это знать вовсе не обязательно.
-А вы тут что делали? – задаю я давно занимающий меня вопрос и заодно меняю тему.
-Тебе приказ штаба? «Для закрепления успехов четырнадцатого батальона вторая, четвертая и пятая диверсионные группы выдвигаются в район ПГТ Периловка и оказывают поддержку частям ополчения», - со злой иронией цитирует молчаливый Борис.
-Ур-роды, - с чувством произносит Тимур. – Знали ведь, что нас там в порошок стирают!
-Конечно знали, - соглашается Капитан. – Но не сделать хорошую морду при плохой игре – дурной тон. Да и реальная цель была другой. Пока они держали свои силы стянутыми к вам, мы должны были прошерстить их базу…
-Прошерстили? – мне почему-то очень тяжело говорить. Слова вылетают из глотки сухим карканьем.
-Да, - после паузы отвечает офицер спокойным голосом. – Там у них артиллерийские установки типа «Гиацинт» стояли. Страшные штуки. Из них по Периловке и лупили. Мы на той базе потеряли пятерых… Но западных перевалили кучу. Пока вы в том аду загибались, мы у них хорошо пошуровали...
Слышен хриплый смешок Тимура:
-Ну, раз так, то теперь все ништяк. Знач, не зря нас там в фарш перекручивали, а для пользы дела. Отвлекающий удар, мать его. Ясно. Хоть не обидно теперь…
Тимка снова смеется.
Я думаю, что эти диверы ни в чем не виноваты, что они тоже потеряли товарищей. Но с губ все же срывается:
-Вас бы туда!
В голосе офицера усталость и капля вины:
-Сынок… Я вас туда не гнал… Прости, но…
-Брат, - обращается ко мне Марк и садится, чтоб достать хлопком тонкой ладони до моей спины. – Ты не злись на нас…
-Чего на вас злиться? – усмехаюсь я. – Вы в ту же мясорубку могли влететь. Нам бы от этого легче не стало. И у вас было свое персональное пекло. Но там где мы были… Там воздух горел, мужики. И земля. Там все горело.
-Что ты им объясняешь? – рявкает Тимур. – Что?! Леха, опомнись! Их там не было! Они же не знают, что у нас на весь батальон три противотанковых гранатомета было! И по трети боекомплекта к каждому! И БТРы мы этими эрпэгешками накрыли еще раньше! На шоссе! Помнишь? Нас с голыми руками в город бросили!
Фигура Тимура встает на фоне окна, закрывая слабый свет. Он ругается на чем свет стоит. Ругается яростно, в полный голос. С болью и ненавистью. Нельзя так, никак нельзя! Потому что на нас сейчас смотрят диверы. Потому что на нас смотрят еще трое ребят, прошедших с нами все круги ада и могущих сейчас подумать, что можно начинать орать и устраивать истерики.
-Рядовой Тимур Громов! Прекратите истерику!
Не узнаю собственного голоса. Рядом хищно подбирается Марк.
Тимур на секунду смолкает.
-Лешка! Ты же был там! Ты же видел! Нас в клочья разрывали! В тряпье кровавое! Зачем? Зачем, я тебя спрашиваю?
Вскакиваю. Но меня на мгновение опережают снайпер и Капитан. Тимку очень аккуратно, осторожно сбивают с ног, прижимают к полу, зажимают рот. Он рвется, дергается и мычит, но диверсанты крепко держат его. Стою над ними и бормочу:
-Ничего, Тимур, ничего, брат… Это пройдет. Вот сейчас… Сейчас пройдет.
Он действительно затихает. Его тут же отпускают без всяких комментариев, и он молча отползает в угол. Где-то не слишком далеко темное небо делит на половинки росчерк осветительной ракеты, и становиться непривычно светло. Видно, что Тимка сел лицом в угол; плечи его мелко дрожат.
-Артур, Эдик, Валентин, - пропихиваю звуки через горло, - На третий этаж к окнам. Не высовываться. Наблюдать.
Когда я поднял ребят в атаке на усадьбу, то автоматически стал старшим в их глазах, да и в своих собственных. Я могу приказывать им – они подчинятся. И вот теперь я приказываю. Потому что незачем им это видеть. На самом деле, сейчас не так уж важно, что именно они будут делать. Главное хоть чем-то занять их, не дать им зациклиться на происходящем.
Марк подхватывает с пола СВД и аккуратно подбирается к окну. Капитан повторяет его маневр. Молчаливый Борис занимает позицию около лестницы. Я подхожу к Тимуру и стискиваю его плечо:
-Тимка.
Вслед за первой взлетает вторая освещалка.
-Оп-па, - тут же напряженным голос произносит Точка. – У нас гости…
-Вижу, - откликается Капитан. – Зар-раза… Многовато. Бойцы, кончай перекур, начинай приседания!
-Тимка! – снова зову я. – Ты нужен! Слышь, Тимур?
Он поворачивается ко мне за секунду до того, как осветительная ракета окончательно умирает в ночи, и я испуганно отшатываюсь. У него сухое, очень-очень спокойное лицо. И мертвые, ледяные глаза. Незнакомые, колючие, пустые.
Я все никак не могу прийти в себя, а он уже клацает затвором возле окна.
Медленно поворачиваюсь лицом к диверам и Тимке.
Ни чувств. Ни эмоций. Ни какой-то знакомости.
Беру в руки свой АК и понимаю, что Тимка уже мертв. Он ходит, дышит, водит дулом автомата. Конечно, он еще будет стрелять. Может, он даже доживет до того момента, когда сам будет кричать кому-то команды. Но он уже мертв. Мой друг Тимур умер, потому что в нем выгорело до самого дна что-то неуловимо тонкое, но очень важное…

Утро мы встречаем в двух километрах от своего ночного убежища.
Туман. Ни черта не видно в ста шагах и это очень нервирует.
На импровизированных носилках, которые несут Эдик и Валентин, тихо стонет раненый в обе ноги Борис. Я иду рядом и время от времени с тревогой посматриваю в его стремительно бледнеющее лицо. Впереди идет Капитан. Левее носилок мягко, по-кошачьи, ступает Марк. Замыкает процессию Тимур.
А Артура с нами нет. Его мы не успели даже похоронить.
На лицо Тимура я теперь смотрю без содрогания. И беспокойство касательно дальнейшей судьбы Бориса я проявляю лишь по одной причине – он существенно замедляет наше движение. Под правым локтем у меня теперь не обшарпанный АК, а новенький трофейный АН-94. Немного странным кажется собственное сердцебиение, которое глухо стучит в висках. Не смотря на все волнение и острое, травящее ощущение постоянной опасности, его удары необычно мерные, как тиканье часов. Впрочем, я слишком устал, чтоб всерьез обращать внимание на такие мелочи.
На первом же привале, стоя над уже мертвым Борисом, который попросту истек кровью, я слышу обрывок разговора Капитана и Марка.
-Мальчишки…
-Они хорошо дрались!
-Учитывая все это дерьмо, они отлично дрались!
-Так в чем дело? Леха!
Подхожу на окрик снайпера.
-Это он что ли не готов? – жестко спрашивает Марк, невежливо выбрасывая руку в мою сторону.
Мне уже все равно, о чем они говорят. Мне все равно, чем это закончится. Я хочу поскорее оказаться там, где смогу хоть капельку расслабиться. Понимаю, что с лица моего стерло всю мимику, а глаза у меня стеклянные, как у Тимура этой ночью.
-Готов. И второй волчонок тоже готов, - трудным голосом соглашается капитан, поглядев мне в глаза. – Вот уж вправду – за одного битого… Ладно, сынок… Будем лепить из вас диверов.
Равнодушно пожимаю плечами. Мне сейчас абсолютно все равно. Лишь позволяю себе напомнить:
-До своих еще добраться нужно…
-Доберемся, - уверенно кивает Капитан. – Ты ранен, что ли?
Перед самым рассветом мелкий осколок с хирургической аккуратностью распорол мне предплечье. Рана совсем неглубокая, тонкая, даже красивая. Из нее лениво сочится яркая кровь, пропитывает грязную, черную ткань комбинезона и, медленно стекая по кисти, капает на землю. А я совсем забыл про эту царапину. А между тем, крови таким манером накапало уже, пожалуй, порядочно. Пальцами правой руки провожу по окровавленной левой, и внутри меня что-то разлетается с неприятным стеклянным хрустом. С немым ужасом понимаю, что кровь холодная. Пусть это только секундная иллюзия, но сейчас для меня моя же собственная кровь – холодная. Это действительно страшно. Страшнее всего остального. Даже моего нынешнего равнодушия, замешанного на бесконечной усталости, не хватает, чтоб воспринять это спокойно.
Сглатываю вязкую слюну и поднимаю глаза на Капитана. Тот смотрит, как на равного. И только в голосе сквозит боль, которую я больше никогда от него не услышу:
-Волчата…
Шла шестая неделя войны. В жилах медленно выстывала кровь…




ГРАНИЦЫ


-Чего он хочет? – изумляюсь я. – Точка и так десятерых стоит!
-Десятерых из нас, - спокойно соглашается Кнут. – Стрелок-то, Марк отличный, но у слонобойки его тоже своя гнусность есть. Думаешь, с этакой дурой позицию менять удобно? Если без прикрытия? Это у нас автоматы, а у него – винтовка! С такой бандурой и в городе, и в лесу неудобно. Длинная стерва, неудобная. Он мне с ней, кстати, давал побегать по развалинам. Фигня получилась: то стволом, то прикладом что-нить цеплял. Да и время разворота на цель – сам понимаешь. Я так понимаю, что Капитан его сейчас на ближний бой натаскивает.
Мы смотрим, как Капитан что-то втолковывает нашему снайперу и снова запускает его в путешествие по улице.
Когда-то это был хороший городок. Но именно здесь расквартировались военные, отказавшиеся поддержать западных и перешедшие на нашу сторону. Одной из первых акций западных сил стал ракетно-бомбовый удар по этому району. Операция была карательной, но носила скорее показушный оттенок. Думаю, командование прекрасно знало, что все отсюда уже ушли и бомбить будут пустые дома. Но надо было показать свою принципиальность в отношении «предателей и дезертиров». И наплевать всем было на то, что бомбят мирный городок, а не военную часть. Мнение «мирового сообщества» в такие минуты никого не волнует. Надо признать, что принципиальность западные таки показали. Правда, при этом они потеряли три штурмовика, которые забыли об осторожности и позволили сбить себя ПЗРК класса «Стрела». Кроме этого мы приобрели отличный тренировочный полигон в глубоком тылу. Тут то нас и гоняет Капитан уже третью неделю относительного затишья.
Марк уже идет по улице. С двух сторон от снайпера из развалин выныривают Паша и Геннадий. Первый оказывается практически в прицеле, а вот второй – слева, сбоку. В такой ситуации шансов уцелеть практически нет. Разве что противник очень сильно растеряется. Что вряд ли.
-Стоп! – Слышен голос Капитана.
Марк смачно сплевывает. Мы подходим ближе.
-Да какого лешего я буду посреди улицы топать? – возмущается снайпер.
-А даже если под стеночкой... Накрыть могут по ста восьмидесяти градусам, - спокойно заявляет командир. – И сверху добавят из того же дома, у которого ты идешь. Ладно, давай топай так, как пошел бы без приказа.
-Ага…
Точка крадется, прижимаясь к домам с левой стороны. Когда появляются ребята, Марк успевает достать того, кто выскакивает перед ним. Мы отчетливо слышим сухой щелчок механизма снайперки. Но развернуться на правую цель, он не успевает, хотя для правши разворот вправо с таким оружием все же быстрее, чем влево.
Вот поэтому-то никто и не любит использовать длинноствольные автоматы в условиях города. Наши «Бизоны» для этого подходят намного больше. Но у Марика нет «Бизона», у него длиннющая СВД. И даже то, что у нее складывается приклад, ему не помогает.
Когда Марк в очередной раз выныривает из-за угла, винтовка лежит у него на сгибе локтя левой руки. Идет он – залюбуешься. Полусогнутые ноги пружинят, фигура скрючена, чтоб уменьшить силуэт прицеливания.
Впереди снова появляется Паша. Каждый раз ребята выныривают из новых лазеек, но Марк великолепен: едва заметный доворот всем телом и сухой щелчок. И практически тут же справа выскакивает Гена. Марк падает на колено, изгибает корпус, и вдруг оказывается, что в левой руке у него пистолет. Локтевой сустав выпрямляется и пистолет щелкает. Обалдевший «противник» замирает с высоко поднятыми бровями.
-Мораль? – интересуется командир через пару минут.
-Одному мне на «активных» улицах делать нечего. И если топать, то уж лучше с пистолетом, - медленно роняет слова Марк и кивает на винтовку. – А «весло» это меня печалит до невозможности.
-Знаешь, в принципе, мне твоя идея с левой рукой понравилась, - задумчиво покусывает губы Капитан. – Стволы смотрят в разные стороны. Практически полусферу закрываешь!
-Шансов больше, - соглашается Марк. – Но тут на пистолете прицеливание интуитивное. Локоть вынесен перед магазином «винты». Я только на глазок прикидываю. Да и если они сразу выскочат – не дай Бог растеряться!
-Подготовочка должна быть, - весомо соглашается командир и поворачивается к нам. – Ну что? Заскучали?

-Вперед!
Показательная зачистка здания. Прекрасно знаем, что дом пуст, но идем, как положено. «Как положено» Капитан нас еще не учил, хочет посмотреть, на что мы сами способны, поэтому основываемся на собственном опыте. Выходим в коридор. По левую руку – окна, по правую – комнаты. Успеваем сделать три шага и Марк взрывается руганью. На другом конце коридора неодобрительно качает головой Капитан.
Недоуменно смотрим на них.
-Армейцы фиговы! Привыкли фронтом топать! – стенает Марк.
-Да в чем дело, Точка?
-Окна, - первым догадывается Леха. – Мужики, мы же окна проигнорили!
-Будь в доме напротив один толковый автоматчик западных…
Марк досадливо взмахивает рукой.
Мда… Прокол… А вроде как и понять не сложно…
Господи, да если бы нам все это два месяца назад рассказали, сколько бы ребят толковых не погибло!

-Стреляй.
Мотаю головой. Пистолет в руках мелко подрагивает.
-Стреляй, Тимур.
Щелкаю предохранителем, прячу оружие в кобуру, отворачиваюсь.
Смотрю на Капитана. Лицо у него спокойное. Левее него привалился плечом к дереву внешне расслабленный Точка.
-Марк, - ровным голосом зовет Капитан.
Сухим щелчком кнута бьет по ушам выстрел СВД. И тут же – надрывный вопль за спиной.
-Надо же, промахнулся, - фальшиво удивляется снайпер, снова небрежно пристраивая цевье винтовки на сгибе локтя.
Кошусь за плечо. Пуля пробила западному ступню. Он громко, с поскуливанием стонет и едва не отключается от боли.
-Ему больно, - Капитан холодно и равнодушно разглядывает раненого. – Пожалуй, даже очень. Добей. Помоги ему.
Сглатываю и стараюсь не смотреть в безразличные ко всему миру глаза командира.
-Убей его. Вспомни, кто это и убей его.
Качаю головой. Стрелять в вооруженного противника я могу совершенно спокойно. Но так… В этого взятого в плен пожилого солдата – не могу.
-Гуманизм не рулит, - сухо комментирует Марк. – А к безоружному противнику он ненависти не испытывает.
-Вашу мать! – взвываю я и хватаю Капитана за отвороты куртки. – Ведь есть же какие-то правила! Есть какие-то границы! Какие-то конвенции!
Марк едва не валится с ног от хохота. Блин, а вроде нормальный же парень! И не замечал я за ним садистских замашек!
Впрочем, я тоже чушь смолол… конвенции… Сказал же!
Капитан очень медленно поднимает правую руку и со вкусом бьет меня по лицу открытой ладонью. Как барышню успокаивает. Не сильно, но обидно.
-Очнись, волчонок! Это гражданская война! Тут нет правил! Кроме тех, что мы устанавливаем сами, - нет! Вводная какая была?
Я с трудом втягиваю воздух в ставшее узким горло и цежу:
-Рейд в глубокий тыл с целью диверсии на стратегическом объекте.
-Это, - Капитан тыкает пальцем за мое плечо, - кто?
-Вражеский солдат, взятый нами в плен и уже допрошенный.
-Так. И?
-Подлежит ликвидации.
-Ну?! – рычит мне в лицо командир.
-Капитан! - выдыхаю я. – Там – да, понимаю! Но этот же… Его же вчера Лешка с Марком пригнали! Он же еще фиг знает когда от своих отбился! Его штабникам надо сдать…
-Они с ним уже работали, - холодно улыбается Капитан. – Отбился-заблудился, случайно… Какая хрен разница? Он – враг! Понимаешь ты? И при первом случае он перегрызет тебе горло! Или ты думаешь, что там тебе такого обалдуя легче завалить будет?
-Между прочим, он от нас с Кнутом даже отстреливался, - сообщает Марк и, подумав, добавляет. – Героически. Вот.
Меня хватают за комбинезон на груди и встряхивают:
-Это враг. Он – по другую сторону баррикады. Он – убийца твоих родных. Твоего брата!
А вот про брата, это он зря. Чувствую, как быстро деревенеет лицо. Но командир уже отпустил меня и с сожалением качает головой. Задумчиво оглядывает меня с ног до головы и спрашивает:
-Стрелять будешь?
-В него? Нет.
Капитан отходит в сторону, как бы освобождая мне дорогу.
-А придется. Свободен.
Успеваю сделать два шага по тропинке и слышу посвист.
Бросаю взгляд назад. Пистолет капитана падает по дуге, которая заканчивается едва ли не в руках обезумевшего от боли западника. Тот хватается за рукоятку. Сам Капитан уже за стволом дерева, Марка тоже не видно.
Отпрыгиваю в сторону, изгибаюсь, выхватываю из кобуры пистолет. Уже лежа на земле, делаю три быстрых выстрела.
Тишина висит в воздухе ровно три удара сердца. Потом из-за дерева выходит Марк и склоняется над трупом.
-Быстрый молот, - деловито комментирует снайпер, хладнокровно разглядывая мертвеца. – Две в грудь, третья в голову. Молодец. После первой «пары» фаза восстановления очень короткая была.
Встаю с земли, неторопливо отряхиваюсь, подхожу ближе.
-А если бы я на свист голову не повернул? – интересуюсь у одобрительно улыбающегося Капитана.
Тот улыбается еще шире:
-Значит не повезло бы… Да ладно тебе!
Он вынимает из мертвых пальцев свое оружие и показывает мне. Вместо обоймы – темный провал. Демонстративно оттягивает затвор. Патрона нет.
-А мораль какая? – тоном школьного учителя интересуется Марк.
-Традиционно-дерьмовая. У нас другой не бывает, - вздыхает Капитан и защелкивает вынутую из кармана обойму в АПС. – Пленный враг – серьезная угроза. И то, что ты проявляешь благородство – он ни коим лешим не ценит, а пытается тебя при первом же удобном случае кончить. Так-то.
Он с прищуром смотрит мне в глаза.
-Понял?
Я киваю. Наглядное доказательство очень весомо для сознания.
-И еще, - Капитан морщится и отводит взгляд. – Присядь.
Садимся в ногах у трупа, и командир закуривает. Марк к моему удивлению стреляет у Капитана сигарету и теперь легкомысленно дымит, не хуже начальства.
-Враг – он враг и есть. Но знаешь… Вот почему Марик сейчас закурил?
Вышеупомянутый камрад морщится и быстро отводит глаза.
-Он это делает, когда ему хреново. Или наоборот. Но чаще – когда хреново. Сейчас он курит. Почему?
-Обалдел от моей мягкости? – угрюмо предполагаю я.
Марк фыркает, опровергая версию.
-Потому что он ради тебя сделал то, что делать, как раз, не положено. Он без веской причины ранил пленного. Тоесть, причина была, конечно. Тебя надо тренировать. Много в вас еще… Как бы назвать… Ну ладно. Не о том речь. Одно дело шлепнуть или ранить в бою. Согласен – проще. Другое дело – гуманно шлепнуть пленного. Это – при необходимости. Но целенаправленно причинять боль… Мы не вели допрос, и этот его выстрел был в принципе лишним, если бы не твоя подготовка. Думаешь, Марик от воплей кайф получил?
Лицо у Марика сейчас бешеное. Смотрит в сторону, и это, наверное, очень хорошо.
-Марк не садист. Он солдат. Солдат классный. И он четко знает границы необходимой жестокости. И каждый из нас должен знать. Иначе превратимся в конченных отморозков-садюг. От такого – Боже упаси. Жестокость должна иметь основания. И то, что Точка через себя перешагнул, когда стрелял, хотя виду и не подал, и то, что ты меткость свою показал, и труп этот свеженький – все это будет зря, если не усвоишь урок.
Молчим около минуты. Тереблю края штанин. Стыдно. И перед Капитаном. И перед Марком. Но перед Марком все же сильнее: это же надо было о нем такое подумать?!
-Я все понял.
-Кэп, я ведь понимаю, что так надо было сделать. Я понимаю, я знаю, - внезапно подает голос Марк. – Я знал, что это нужно было…
-А кто спорит? Если бы не считал нужным, не сделал бы, - кивает Капитан, тушит сигарету о подошву ботинка и стучит снайпера пальцем по лбу. – Только ты это здесь знал. А здесь – все равно паршиво. Так?
Второй раз Капитан стучит Точку по груди, и тот в который раз отводит взгляд.
-Думаете, я нелюдь? – вздыхает командир, встает и шагает по тропинке. – Тело в лагерь и сдать кладбищенской команде.
Смотрим ему вслед.
-Во человек! - восторгается Марик, и я молча с ним соглашаюсь.

-Быстрей! Быстрей! Еще быстрей!
Несемся по полю. Именно несемся. Низко летим. Ноги вращают землю с такой скоростью, что тело едва держит равновесие. Ранец за плечами – сплошная обуза. Уже очень давно открылось пресловутое второе дыхание. Уже давно хочется, чтоб открылось третье.
Леха бежит рядом, едва ли не в ногу со мной. Лицо у него мертвенно-бледное, вокруг глаз темные круги, но дыхание он еще контролирует. Тягучий, черт!
Впереди спины Марика, Паши, Гены и Капитана.
Хуже всех, пожалуй, Точке. У него в руках не слишком-то удобная в транспортировке винтовка, а у нас коротенькие автоматы. Эсвэдэха Марку, конечно же, мешает, но по нему этого не скажешь.
-Быстрей!
Через четверть часа Капитан снисходит до взгляда на нас грешных и недовольным голосом бросает:
-Стоп. Перекур три минуты.
С ходу валимся на землю. Собственное хриплое дыхание и стук сердца перебивают все остальные звуки. Марк пробегает еще метров пять, разворачивается, шагом возвращается к нам, садится рядом и ухмыляется.
-Чего лыбишься? – пыхчу я.
-Хорошо пробежались, - дыша куда менее жадно, чем все мы, сообщает Точка.
-Хрена с-се – пробежались! – рюкзак давит на грудь, и я перекатываюсь на спину.
Капитан мерной походочкой вырисовывает вокруг нас круги. Замкнув третье кольцо, он словно просыпается и с искренней улыбкой произносит:
-Ну что, волчата, отдохнули? Подъем!
-Куда? – рыдающим стоном вырывается вопрос у Паши.
-Что значит куда? – командир хитро щурится. – Домой. На базу. Бегом!!!
Ненавижу эту улыбку.

-Капитан, твою мать! – ору громко и от души. – Ушлепок! Придурок! Недоносок! Кретин! Тварь контуженная! Отморозок фронтовой! Скотина подстреленная!
Можно кричать что угодно – за захлебывающейся пальбой ПК нас нифигищи не слышно. Запас матов и я, и Леша уже давно исчерпали. Теперь изгаляемся в цензурных оскорблениях, но все равно – искренне получается, от всего сердца.
Внезапная тишина звенит в ушах. Разом затыкаемся, хотя подозреваю, что кое-что командир все-таки успел услышать.
-Все, что ли? – кричит Леша.
-Не-а, - раздается ленивый голос Капитана. – Коробку меняют. Вы же еще там.
-А каким хреном нам отсюда выбираться? – ору я, но вместо ответа несется рекомендация.
-Голову ниже, волчата.
Мы вжимаемся в землю за не очень толстой бетонной стеной. Ну, может, она и толстая, но пули из пулемета ее прошибают навылет, что огорчает до невозможности. Пулеметные очереди ложатся то по сторонам от стены, то в саму стену на высоте полуметра. Мы засыпаны бетонным крошевом, а дыры в стене появляются все ниже и ниже.
-У пулеметчика палец устал на курок нажимать, - поясняет очередную паузу в стрельбе Капитан.
-Если эта бетонная ширма на нас рухнет, я за себя не отвечаю! – рявкаю я. – Вы уже верх почти срезали!
-А кому сейчас легко? Считаете до тридцати и ползете к кустам левее вас. Ясно?
Огонь сосредотачивается на промежутке между стеной и кустами.
-Обалдели, что ли? – кричит мне на ухо Леша.
Трассеры летят над самой землей. Зазор – ладонь. И то, если руку не жалко.
Что-то падает между нами, и мы оторопело рассматриваем новоприбывший предмет. Граната. Эфка. Со снятой чекой.
-Ё! – очень эмоционально восклицает Леша.
На хипхопера он сейчас похож меньше всего.
Пулемет смолкает лишь для того, чтоб Капитан предупредил:
-А следующая будет боевой!
Ладонь, ладонь! Ха! Да какая там ладонь?! Вполне приличный зазор. Если голову не поднимать, то можно ползти.
-Стой! - орет за спиной Леша, и дергает меня за ботинок.
Я замираю.
Под все теми же трассерами Кнут обползает меня и тянет вперед руку с кусачками. Тонкая проволока впереди едва видна.
Мама моя в кедах… Вот так прозевал! Олух! А еще впереди полз! Интересно, что на той стороне проволоки? Какой там сюрприз? Сигнальная ракета? Взрывпакет? Или уже обещанная ранее боевая граната? Если Леша режет, значит ему видно, что срабатывает сюрприз на натяжение. А то ведь бывают ловушки обратные: проволочку перекусываешь, а она что-то держала. Разрезал – и привет. Мы с такой поганью впервые в Периловке столкнулись. И стоило нам это столкновение троих хороших ребят.
-Молодец, Кнут! Жить долго будешь! – перекрикивает рокот пулемета Капитан.
Да уж. Леша молоток. И ловушку разглядел, хотя вторым шел, и обезвредил сам. Все это под огнем.
Страшно, все-таки.
Заползаем в кусты. Ползем медленно – земля подозрительно рыхлая, словно недавно вскопанная. Леша осторожно, почти нежно, проверяет почву длинным ножом. С Капитана станется тут противопехотную прикопать. Для придания обстановке реалистичности.
Мин нет. Это радует.
-Окопаться! – орет командир.
Экий затейник! Фантазия так и прет!
А вообще-то непонятно. Что-то здесь не так! Почва-то рыхлая! И голову на отсечение даю, что это не совпадение какое-нибудь! Такую землю ведь проще ковырять! Место, где нам щель вырыть надо, Капитан по доброте душевной заасфальтировать должен был! И сверху плитой аэродромной прикрыть! В чем западло? Не с проста все это! Ох, не с проста! Чует мое сердце, что Капитан нам очередной веселенький сюрприз приготовил. Боюсь даже предположить, что он на этот раз удумал…
А МСЛ все-таки вещь!
Начинаем выгребать землю руками. Теперь над головой лишь изредка постреливают. Не гуще одной пули в пару секунд.
Леша вдруг как-то странно замирает с каменным лицом. Вместе с кучей земли он выгреб еще что-то. Сизое и длинное.
Западло. Вот и оно.
Кнут дергает руками, стряхивая все обратно в яму, и рвется вскочить на ноги. Успеваю схватить его за плечо и прижать к земле. Пулеметчик, впрочем, перевел огонь повыше.
-Капитан! Тут потроха чьи-то! – информирую я.
-Я в курсе, - отзывается тот. – И?
Лицо Леши приобретает зеленый оттенок, сливаясь с окружающей нас листвой.
-Делать чего? – рычу я.
-А чего хочешь. Паша с Геной закапывали, а вы уж что хотите, то и делайте.
С сомнением заглядываю в яму. Воротит меня пока умеренно. Леша трет руки о землю и траву.
-Леха, надо, - не очень уверенным голосом выражаю свое мнение.
Тот смотрит мутным взглядом и судорожно дергает кадыком.
-Леша, а вот этого – не надо! Лешенька, это плохая идея! – торопливо убеждаю я.
Тот вроде бы и не спорит, но морда у него все-таки шибко подозрительная.
От кустов летят щепки и листья: намекая на необходимые действия, пулеметчик снова взял прицел пониже.
Столь весомый аргумент заставляет нас шевелиться быстрее. Намного быстрее. Скоро мы по макушку зарываемся в землю и тоскливо смотрим друг на друга. Желудки приходится придерживать языками. Что запах, что вид, что ощущения…
Пулемет, наконец-то, затыкается и в благостной тишине мы слышим голос Капитана:
-Ладушки. На сегодня хватит с вас.
Выбираемся из ячейки. Глаза у Кнута подозрительно блестят. Что-то он задумал.
-Молодец, Леха! А ты, слепой балбес, будешь у меня растяжки везде находить. Понял? Пописать не сходишь, чтоб на нить не наткнуться!
Молча киваю.
-Разрешите быть свободным? – сиплым голосом спрашивает Кнут.
Капитан кажется озадаченным таким формализмом, который у нас не в ходу.
-Конечно.
-Совсем свободным? – Кнут говорит очень тихо и едва внятно.
-Ну… да…
Поздно Капитан напрягся. Поздно. Интересно, с какой физиономией он будет сегодня ботинки чистить?
В отдалении громко ржут Точка и пулеметчик, а я механически похлопываю Леху по спине и смотрю прямо в глаза командира. Тот стоически переносит осквернение обуви. Ни один мускул на его лице так и не дернулся.
Распрямившийся Кнут гордо вскидывает подбородок и милостиво кивает зрителям. Мстя свершилась. Публика в восторге, командир в ступоре…

Плотно закрытая палатка освещена тусклым светлячком калагонки. Леша лежит на спине, заложив руки за голову. Марк перебирает струны. Паша и Генка склонились над картой, но глаза у них пустые: они слушают пение Марка. Мы все слушаем. И, хотя голос его совсем не похож на голос Цоя, старую песню он поет с чувством и надрывом. А у меня в груди что-то щемит. То, что раньше воспринималось, как простые, не слишком понятные слова, теперь берет за душу.
Кто живет по законам другим,
И кому умирать молодым…
Близко, родственно, понятно до боли.
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон.
И упасть опаленным звездой
По имени Солнце.
Песня допета, гитара умолкает, но тишина гнетет буквально физически.
Марк снова прикасается к струнам, и цоевская «В наших глазах…» врывается в сердца. Странный у Точки голос. Но для таких песен – в самый раз. Не рафинированный, не пропущенный через электронику. Только так эти вещи и надо слушать.
-Распелись, - доносится ворчание из-за палатки, когда и эта песня затихает.
Полог откидывается, и нас радует своих визитом Капитан.
Смотрю на его ботинки. Чистые.
Командир покашливает в кулак. Оказывается, что обувь его разглядывали все, кроме Кнута. Но Лешке-то что… Он свою задачу уже выполнил.
-Зашел сказать, что по плану у нас ночной марш.
Ох, блин! Вот это возмездие!
-Но в виду особо удачных занятий днем…
Капитан весело щурится. Мы замираем, внемля его гласу.
-Сегодня ночной марш отменяется.
Дружный вздох облегчения едва не сносит брезент.
-И переносится на завтра.
Мины у нас кислые. Но… Завтра – не сегодня! А сегодня хоть отоспимся. Скорее всего. Очень даже может быть. Вполне вероятно. Наверное. Не исключено. Хотя и вряд ли.
-Всем спать. Завтрашний рассвет встречать будем в квадрате 11-48.
Синхронный мученический стон заставляет Капитана ухмыльнуться. 11-48 – это сплошное болото. Встречать рассвет, стоя по пояс в вонючей жиже – удовольствие весьма сомнительное.
-Во взъелся, - бурчит Гена укладываясь поудобней.
-Дурак, - беззлобно бросает ему Марк, зачехляя гитару. – Еще спасибо ему скажешь за эти недели. И не раз.
-Он паузу использует, чтобы нас натаскать получше. Когда «работа» начнется, тебе не до возмущений будет, - поддерживает нашего снайпера Леша. – Все пригодится.
-И требуха? – наносит запрещенный удар Гена.
Но Леша непоколебим:
-И требуха тоже. Ты взрывные ранения когда-нибудь видел?
Гену явно укусила особо зловредная муха, потому что он ляпает:
-А ты видел, что ли?
М-мать!
Гена никак не может привыкнуть к тому, что у меня, Марка и Лешки опыта боевых действий уже хватает. Действий безграмотных и с катастрофическими результатами. И именно поэтому на взрывные ранения, вообще на раненых, умирающих и прочих мы уже насмотрелись. Жаль, конечно, что мы не попали к Капитану раньше.
А Гена старше нас почти на десять лет, а потому считает себя отцом-наставником. Только нам такие наставники на фиг не сплющились.
-Ну ты и баклан, - качает головой Марк. – Ты сам-то понял, что сказал? Нет? Подумай. Часика четыре у тебя есть. А потом, простите, любезный, - подъем.
Гена с бурчанием поворачивается к нам спиной.
-Вы на него не обижайтесь, - Точка говорит так, будто Гены тут нет. – Это он не по злобе, а по недоумию. Пройдет со временем. Здоровых снов, господа волки.
Лично меня мгновенно окрыляет. Марк, пусть и негласно, является первым помощником Капитана. Отличный стрелок с хорошей подготовкой. Само собой, что и его капитан тоже обкатывает, учит, но Точке уже не надо что-то доказывать. Он с полным правом может называть себя «волком». И то, что он так обратился к нам – льстит. Даже если в шутку.
Я закрываю глаза, и тут же над ухом раздается бодрый крик Капитана:
-Подъем! Рассвет скоро! А нам еще в квадрат выходить!
Вскакиваю на ноги, торопливо одеваюсь. Кошусь на часы. Марк был прав. Прошло четыре часа.
-Сегодня у нас интереснейшая программа! – с энтузиазмом вещает командир, появляясь в палатке. – Утренний выход на болото! Марш по пересеченной местности! Огневая подготовка! И – кульминация! Ночной марш-бросок!
Ухмыляюсь. Пусть так. Пусть снова будет ломота в мышцах и нечеловеческая усталость. Пусть нас снова загонят в грязище, дермище и кровище. Пусть нам снова покажут, где предел у необходимой жестокости. Пусть станет видно, где заканчивается безопасность. Боль, страх, брезгливость, усталость!
Зато у нас появляется хотя бы призрачный шанс выжить в будущей бойне.
И остаться в ней людьми.
Закидывая за спину ранец, я так и не смог решить для себя, что из этого важнее.
А впрочем... Время покажет. Само. И без спросу.

в тексте использовались фрагменты песни «Звезда по имени Солнце» группы «Кино»

ВОПРОС


Хорошо. Спокойно. Ветра нет......

(продолжение следует, если скажете) пока где то 30 % от всего

Леша, продолжение, плз!

Да, пожалуй. Вообще надо поискать возможность вешать по ссылке, будет удобнее.

По ссылке http://forum.fenris.ru/viewforum.php?f=17 сам рассказ (повесть) называется "Осколки памяти", там еще много чего есть. Но сайт специфический и тематика рассказов и стихов иногда то же. Просто это сайт клана игающего в онлайн игру Дозоры (по Лукьянеко). Тут вообщем и мои рассказы есть.

А можно я как самая маленькая предложу?
Давайте откроем веточку малю-ю-юсенькую для тех кто что-то свое пробует.
А шефствует над ней пусть наш Летописец, а то Admin опять все порежет.

Elise-Musik пишет:А можно я как самая маленькая предложу?
Давайте откроем веточку малю-ю-юсенькую для тех кто что-то свое пробует.
А шефствует над ней пусть наш Летописец, а то Admin опять все порежет.

В принципе, это можно... только права админа позволят ему резать, что он хочет. И структура нашего форума не вполне удобна. Опять же место в ней ограничено. Но если есть желающие можно начать две темы типа Наша проза и наши Стихи. Для начала обьявляю два конкурса.
Один лучший стих , второй лучший рассказ - Тематика обоих "Новый год (или Рождество)" Обязательное условия сюжет должен быть связан с униформизмом. Т. е. либо в нем уваствуют униформисты , либо действие сюжет связаны с тематикой наполоновских войн. Возможно победитель получит хороший приз, енто я решу по результататататат-та-та-та-там.

Дерзайте.

С уважением Зимописец.

Алексий пишет:

Elise-Musik пишет:А можно я как самая маленькая предложу?
Давайте откроем веточку малю-ю-юсенькую для тех кто что-то свое пробует.
А шефствует над ней пусть наш Летописец, а то Admin опять все порежет.

В принципе, это можно... только права админа позволят ему резать, что он хочет. И структура нашего форума не вполне удобна. Опять же место в ней ограничено. Но если есть желающие можно начать две темы типа Наша проза и наши Стихи. Для начала обьявляю два конкурса.
Один лучший стих , второй лучший рассказ - Тематика обоих "Новый год (или Рождество)" Обязательное условия сюжет должен быть связан с униформизмом. Т. е. либо в нем уваствуют униформисты , либо действие сюжет связаны с тематикой наполоновских войн. Возможно победитель получит хороший приз, енто я решу по результататататат-та-та-та-там.

Дерзайте.

С уважением Зимописец.

Предварительные слушания предлагаю провести в Сморгони.

Прозвучавшие в усадьбе под Сморгонью варианты писательских и поэтических проб (Байков, Скарулис Ю.), а так же "неизданное" (предположительно Боровой и др.) прошу в студию на всеобщее обозрение!!!

Честно говорю у меня на объявленый мной конкурс ничего нет.., могу предложить отрывок из одного рассказа написанного на конкурс в он-лайн игре Дозоры
Саша , кстати, это Денисевич.

...В арендованном зальчике ресторана на накрытом столе красовалась тыквенная голова с горящей свечкой внутри. В подставке из красного дерева стоял высокий витой белый рог, рядом три липовых кружки. В деревянных тарелках прятались орешки, медовые лепешки, сырные палочки… У ножки стола поблескивала большая шестилитровая бутыль с сидром заткнутая кукурузным початком.
-Так, а теперь позвольте объявить праздник открытым- подмигнув Шарк начал наполнять посуду золотистым сидором. Запах свежих яблок мгновенно наполнил все помещение.
- Итак, напоминаю, первым начинает старший, потом по кругу до самого младшего. Рассказчик пьет сидр из рога. Рассказанная история должна содержать в себе элемент, сказки, происшедшей с ним забавной истории, например, что- то вроде модной ныне городской легенды…
Шарк раскашлялся и протянул рог минчанину: «Саша тебе начинать».
- Гм, значиться дело было так, - Саша отхлебнул сидра. – Гм, вкусно… Перечная мята, гвоздика, настой дягиля…

История ведуна

Мне эту историю рассказал один знакомый ведун Балтасар Бургос в 1956 году в Аргентине. Смуглый, сухой. Годы обточили и обкатали его, как ручей камень. Ворсистое пончо, длинные чирипа, сапоги из жеребячьей кожи… Я его не знал до этого и больше никогда не видел. По словам Балтасара в их роду регулярно рождались Иные раз лет 200-250. Его предок Росендо тоже был Иной ведун или, как тогда их называли, алхимик.
И 1812 году дед попал в Составе Великой армии в Москву. Древняя столица Русского государства, полная несметных богатств, оставленная без боя. Брошенные дворцы, церкви, дома, склады,…еда, меха, вина, одежда, серебро, золото, драгоценности. Скоро начался повальный грабеж захваченной первопрестольной. Пользуясь преимуществом Сумрака, компания, из семи Иных в которую входил Росендо Бургос, могла найти самые лакомые сокровища брошенного города. Столь ценные золото и серебро обладали слишком большим весом. Но вот драгоценные камни и брошенные кладовые московских Иных обладали наибольшей привлекательностью. Если драгоценности доставались достаточно легко, то тайники Иных взять было посложней. Большинство были укрыты скрывающими чарами более высокого ранга, чем способности мародеров. Те, что находили, были под охранными заклятиями. Но в таком большом городе были и более-менее доступные амулеты, артефакты, книги рецептов и заклинаний. В первый же день Росендо достались две очень удачные находки: умело заклятая татарская сабля из очень хорошей стали и артефакт. Я до рассказа испанца о таком не слышал. Он его «trampolin» называл. Этот артефакт может Иного на несколько уровней Сумрака выше поднять, чем ему способностями отмерено. Разовый артефакт, опасный тем, что у неподготовленного Иного Сумрак вытягивает энергию и силы очень быстро.
Первые пожары в Москве начались уже с входом Великой армии в город. Город горел шесть дней. Тушить их было не кому и нечем, не смотря на указы императора Бонапарта. Солдаты увлеченно собирали трофеи. Прежние городские власти Москвы не успевшие вывезти из складов оружие, порох, припасы, по приказу генерал-губернатора Растопчина озаботились эвакуацией всех средств пожаротушения.
Один из домов давно привлекал внимание Иных мародеров, но при первой попытке проникнуть они потеряли двоих. После пожара часть охранных заклятий была разрушена огнем. Здание почти полностью сгорело. Но со второго слоя Сумрака можно было зайти его сумеречную копию. Дверь хранилища удалось открыть, при этом погибло еще двое Иных. Одного накрыло заклинание разложения, второй попал под разряд молнии.
Внутри команду мародеров тут же атаковала какая-то тварь. Страж, смесь голема и демона, умело бросал заклинания Смерти. А на саму тварь заклинания почти не действовали. Более того этот голем пил энергию из своих противников гораздо сильнее, чем мастер вампир. Выставленные щиты не помогали. Тварь их не замечала, будто их не было вовсе. Только когда удалось отколоть от тела удачным ударом медную табличку с надписью на арамейском, голем превратился в статую. В битве с ним погиб еще один. Из второго страж вытянул не только запас энергии, но и сами силы Иного.
Теперь с Росендо Бургосом остался только один соратник. Вампир-саксонец. В хранилище было много амулетов и артефактов, преимущественно рядового порядка: шкатулки Медузы, жезлы Танатоса, зеркала Эрота, кристаллы фриза, бутыли Вифлеемского огня, наборы инструмента для ведуна, энергоамулеты. Последние пришлись очень кстати, бой со стражем почти, досуха, опустошил запасы мародеров.
Дед Балтасара и вампир полностью заполнили заплечные ранцы и сухарные сумки. Некоторые признаки указывали, что сокровищница имеет продолжение и на более высоких уровнях Сумрака. Но дальше хода у обоих Иных не было. И у саксонца и у испанца пределом был второй слой Сумрака. Вампир, скрипнув зубами, вернулся в реальный мир, а Росендо использовал «trampolin».
Артефакт забросил Иного сразу четвертый слой. Здесь находилось книгохранилище. Книгохранилище для одной книги. Книга лежала на плите из красного песчаника. Потрепанный том в кожаном переплете, размером с библию. Когда Росендо двумя руками попытался поднять книгу, то это удалось с трудом. Гримуар весил гораздо больше, чем полагалось книге такого размера, даже если бы кто-то взялся отчеканить листы из свинца. Но листы были из обычного пергамента. Как в библии текст шел по листу двумя столбцами. Правые страницы были ярко белого, до снежного хруста, цвета. Левые черные, как беспросветная тьма. Буквы складывались в привычную латынь, хотя ею не были. Книга содержала заклинания и рецепты приготовления снадобий и амулетов. Росендо попытался открыть оглавление в начале тома, но это не удалось. Между обложкой и зажатым пальцами руки листом всегда оказывалось еще несколько станиц. Тоже происходило и при попытке заглянуть в конец. В Книге, казалось, было, бесконечное число страниц. При неизменной толщине тома новые листы вырастали из обложки с одной стороны и исчезали с другой стороны. Более того, испанец обнаружил, что ему не удается открыть книгу на тех страницах, которые, он уже прочел. Не помогали ни метки, ни заломленные углы. Вновь перелистанная страница показывала новый текст с новым рецептом. Большинства заклинаний Росендо даже названий не слышал, тоже по амулетам и артефактам. Многие из них были уже давно утраченными секретами уничтоженных племен, народов, цивилизаций, утраченными тайнами мастеров одиночек, организаций, сект… Эта книга, Книга Сумрака содержала все когда-то созданное Иными и может даже то, что только возможно будет создано.
Росендо быстро понял, что Книгу забрать с собой не получится - она была частью Сумрака. Подобно, как истинный Коран по вере мусульман – книга несотворенная, существующая, как сам Бог предвечно.
Росендо повезло, что, оставив штуцер в реальном мире, он не снял с себя перед подъемом патронную сумку. Нарезанную бумагу на патроны можно было использовать для записей. Перо заменила прочистка для запального отверстия. Вместо чернил – кровь. Кровь - одно из самых лучших средств, а часто и единственно возможное, для записи заклинаний. Но цена крови и открытых ран в Сумраке очень велика, тем более на столь высоком слое.
Росендо держался, сколько мог. Энергоамулеты сгорали со скоростью спички.
Наконец испанец выпал из Сумрака серый от усталости и потери крови. А внизу на пожарище, ухмыляясь, ждал его приятель саксонец. В самой, что ни наесть, боевой форме. Вампир успел полностью восстановиться. Два тела солдат, выпитые досуха, лежали у обуглившийся стены.
- Ну, что, Росси? Ты по мне соскучился? Я по тебе да. Где ты так задержался? Тебе не кажется, что тебе надо поделиться с товарищем. С товарищем, который тут без тебя кровь проливал?
- Кровь проливал? Да, и, как вижу, не свою кровь…Что ж я готов поделиться. Я в не том положении, что бы спорить. Что ты хочешь?
Росендо, отступая, сделал шаг и подхватил свой штуцер, лежавший у стены.
На наставленный ствол бывший товарищ никак не отреагировал, лишь усмехнулся, еще шире демонстрируя ослепительно белые зубы на фоне почти черной пасти.
- Предупреждаю, в стволе у меня унция серебра с начертанным знаком Атон.
- Стреляй, Росси. Стреляй в боевого товарища…Но кремень проверь сначала. Нету? Досадно. Я его вынул. А теперь о плате. Я БЕРУ ВСЕ! И начну с твоей крови…
Саксонец, выставив когтистые лапы, мягко шагнул к испанцу.
Ствол почти уперся вампиру в горло, внезапно плюнул огнем и белым дымом. С почти отделенной от тела головой саксонец сделал еще шаг и упал. На земле лежало уже ссохшееся полу истлевшее тело.
Испанец использовал последнюю каплю Силы, что бы пожечь порох прямо в стволе.
Победитель наклонился лишь, чтобы снять энергоамулеты и пояс с праха нежити.
На соседней улице горели многочисленные костры из обломков дорогой мебели, зеркальных рам, картин. Вокруг них на обитых шелком диванах сидели черные от копоти и грязи солдаты. В котлах что – то варилось. Испанцу, капралу полка тяжелой пехоты «Принцесса» прежде всего, требовалась еда. Кто-то из сидевших протянул серебряное блюдо. Вино, полусырое мясо, отколотый кусок сахарной головы помогли утолить лютый голод. Росендо уснул прямо здесь у костра. Ему повезло еще раз - его никто не ограбил.
Росендо был один из не многих, кто-то вернулся из этого похода домой.
Здесь внук капрала замолчал. После паузы продолжил, что деду удалось переписать три с половиной заклятия. Одно из них «Искажающий камень» сейчас широко используются Иными…
Но, кроме исписанных листков патронной бумаги, дед оставил наследникам уверение: «Сгоревшее здание-хранилище до сих пор сохранилось в Сумраке. И туда можно попасть. Его существование поддерживает сама Книга Сумрака. Книга, в которой есть все секреты, все заклинания…».
Вот такая история.
Саша внимательно осмотрел своих собеседников. Я признаться, не очень поверил Балтасару Бургосу, тогда в Аргентине. Но какой Иной, тем более ведун, не отдал бы левый глаз и левую ладонь за возможность подержать Книгу Сумрака в правой руке и взглянуть в нее оставшимся глазом. В общем, я поискал в архивах. И кое-что нашел. О Книге Сумрака упоминалось в трех источниках. По рассказанному в одной из них я нашел одного Иного. По его словам, до нашествия Наполеона эту книгу охраняла одна масонская ложа. А вот о ней, об этой ложе я смог найти упоминание только в архивах Инквизиции.
Тут Саша прервался, одним глотком допил сидр: « Хм, дягиль в сочетании с гвоздикой…»
-Так вот о масонах хранителях Книги упоминалось следующие: «Совершенно секретно, перед прочтением сжечь!»
Саша выпрямился и наполнил опустевший рог свежим сидром и протянул его Калиго: «Держи брат, тебе водить».

КАПЛЯ
Она набухала быстро, как кровь из раны, зажатая рукой, только была холодной, как ярость, от которой перехватывает дыхание и темнеет в глазах и прозрачной, как глаза женщины в упор, когда понимаешь, что погиб.
Потом с безрассудностью юности она скользнула вниз, быстро преодолела одну грань, вторую, достигла третьей. Помедлила балансируя и через мгновение отчаянно и безоглядно сорвалась… Так обрывается сердце, когда слышишь шаги любимой и узнаешь о предательстве или смерти близкого.
Но она не разбилась, на множество маленьких капель, а растеклась вдоль застарелого шрама, на крепком мужском запястье и закончила свою жизнь на обшлаге не нового мундира.
Небольшая мускулистая рука не принадлежала хлебопашцу, ей привычно было «мертвым» хватом обнимать эфес сабли, ловко подхватывать дамскую руку для поцелуя или отвесить пощечину наглецу. Длинные сильные пальцы хорунжего уверенно охватывали хрупкую ножку бокала с шампанским, а взгляд, поверх бокала, был прикован к маленькой, изящной женщине в центре комнаты. Он был влюблен. Впервые за последний месяц кошмар русской компании оставил его, обугленные города, пытка холодом и проклятие замерзшей реки в Литве больше не мучили, он забыл обо всем.
Он любил ее глаза, родинку над губой, поворот головы, беспомощный затылок, изгиб шеи, голос, вышедшее из моды немного помятое платье, своих товарищей, эту крепость, где он наконец стал счастлив и даже эту кривоватую рождественскую надпись еловыми ветками Modlin – 1813.

Писано 31 декабря 1812 года, 5 февраля 1813 года крепость будет осаждена 36-ти тысячным отрядом Русской Армии, а 1 декабря 1813 капитулирует. Последней из всех остальных крепостей на Висле.
Судьба наших героев не известна.

Историческая справка. Twierdzy Modlin

В 1806 году Наполеон приказал построить в Герцогстве Варшавском ряд крепостей, среди них и Модлин, для обеспечения переправы через Вислу и Нарев. В 1807-1812 годах французскими инженерами была построена современная редутная крепость по проекту Франсуа Шасслу-Лоба. На строительстве было занято 10-12 тыс. местных крестьян.
После разгрома наполеоновской армии в России французские войска ушли из крепости и она была занята армией союзного Наполеону Герцогства Варшавского под командованием наполеоновского генерала голландского происхождения Германа Виллема Данделса (Herman Willem Daendels). Большая часть воинских формирований Великого Княжества Литовского, сражавшихся под знаменами Герцогства Варшавского находились также в Модлине

Просто стих

Рождественский январь в насмешку
В шинели обрядил народ,
Не вешай нос, весна вернется,
До дна бокал за Новый Год!

Тщета надежд на милость сильных,
Тесак точите от души.
Проверьте порох, штык и кремень
И не воюйте за гроши.

10.01.2009